Хрупкие слова женского рода - стр. 3
Я тихо свистнул, подождал, а затем позвал: «Буся». Тишина. Я позвал ещё раз. Из темноты послышались возня, тяжёлый вздох, мягкие шаги. В свете луны появился мой овчарюга. В раскачку, с опущенной головой и развалившимися по сторонам ушами он подошёл. Я засмотрелся. Как всегда оказался беззащитным перед горячим и мокрым языком. Отплёвываясь, зарылся лицом в одеяло. Буся не стал искать взаимности, грузно, царственно повалился у ног, придавив тапки. Я высвободил ноги и с наслаждением запустил их в плотный мех. Тепло от собачьего тела и мерно вздымающаяся грудь сонного животного добавили в ночь ещё больше покоя.
Ночь текла. Мысли обо всем и ни о чём путались, не тревожа и не оставаясь надолго. Наконец я созрел, чтобы вернуться в кровать. Вытащил придавленные псом тапки и одеяло. Буся с упрёком покосился, но не двинулся. Укутанный, с одеялом на плечах, я вошёл в темноту сеней. Дверь хлопнула, отрезая свет ночного мира. Три ступени вверх и пять метров к двери – не заблудиться. Поэтому я смело шагнул вперёд. Ступеньки на месте не оказалось. Я понял, что проваливаюсь.
***
Вы помните, каково это – промахнуться ногой мимо ступени? Дёргает так, что кажется, шея оборвётся. У меня вышло хуже. Нога не нашла опоры даже на уровне пола. Она провалилась ниже, увлекая за собой и остальное тело. Я полетел в темноту. Еле успевал перебирать ногами по скользким ступеням, цеплялся руками за шершавые и влажные стены. Мне повезло уже в том, что лестница была, хотя и ведущая вниз. К тому же она оказалась узкой и короткой. Поэтому когда я всё-таки грохнулся на склизкий пол, то ушибся не сильно.
Первая мысль была о том, где это я? Следом явилась «жаль» об испачканном одеяле, а после чуть было не подумалось ещё о чём-то, но не успело. В глаза через тонкую щель ударил яркий свет. Я отпрянул и сел. Затем встал. В темноте сияющей полосой обрисовывался контур двери. Там, в загадочном пространстве, происходило что-то яркое и весёлое. Да, да! Хоть стреляйте меня, но за дверью царило веселье. Я был уверен в этом, хотя тишина подвала и говорила об обратном. Не думая долго, я распахнул дверь.
«Ви-и-и-и-г-р!» – в ушах. «Ба-бах!» – в мозгу.
О боги, сколько там было света! Сколько там было пространства! Сколько там было бабочек! Меня ослепило. В трепыхающемся сиянии, спиралью уходя в глубину, распадаясь на потоки, кружился водоворот пёстрых крыльев. Мне, полусонному, явился тот самый процесс, понять который невозможно, но в который неминуемо хочется войти. И я вошёл. И тут же упал, зависнув в невесомости. Моё одеяло затрепетало надо мной, и сбоку от меня, и подо мной. Не сразу поняв, как такое возможно, я огляделся. А вот и нет никакого одеяла. Крылья есть. Новенькие, беленькие, в кирпично-красных разводах и пятнах. Шикарные крылья! Они сами собой устроили мне сложный кульбит, а затем понесли.