Хроники Януса - стр. 48

Упомянув про тонкие эфиры и Парнас, не могу не заметить, что есть и более приземлённое объяснение тяги творить в стиле бритвы Оккама: если ты развиваешь в себе какое-то качество, оно будет прогрессировать ровно так же, как мускул от физических упражнений, либо как желудок обжоры, способный растягиваться пропорционально количеству потреблённой пищи – чем больше ты ешь, тем больше тебе хочется. Лобные доли мозга ответственные за воображение, будут развиваться, если их подкармливать. Развивая память и воображение, ты разовьёшь способность к творчеству, ибо мозг – такой же орган тела – тот редкий случай, когда правы редукционисты вроде Ламетри и Авенариуса, и неправы романтики вроде Гёте, и богословы, вроде Августина. Страсть к пище провоцирует выделение желудочного сока. Так же страсть к творчеству провоцирует нейроны мозга работать совершеннее. Отсюда вопрос на миллион долларов: желание творить это страсть или способность? Ибо способность это опция, а страсть – зависимость. Сильная страсть изменяет поведение человека настолько, что подчиняет ей самого себя – взять хотя бы заядлого наркомана, доза которого постоянно растёт, ибо организм привыкает к плато удовольствия и требует большего. Но как с желанием творить? Здесь я хочу остановиться, ибо я боюсь зайти слишком далеко.

***

Сегодня мне предстояло разделаться с одной каверзной главой, где мне следовало увязать два сложных сюжета. Я бился над ней уже неделю, но выходила какая-то ерунда. Между тем, от этой самой главы зависел финал. К трём часам дня, однако, ситуация сдвинулась с мёртвой точки и я, к собственному удивлению, смог соединить сюжеты в логическую цепь. Думаю, получилось неплохо. Ободрённый сим фактом и выпив чашечку крепкого кофе, я уже был готов развернуться по полной, но… к четырём часам здесь появился некто, кто спутал все мои планы. Его зовут Витольд Фортунатов.

Описывать этого человека можно долго и красочно. Я постараюсь нарисовать его портрет с помощью нескольких размашистых мазков, а остальное оставляю на волю воображения читателю, так как подозреваю, что такие типажи известны многим.

Прежде всего, я находил Витольда абсолютно позитивной личностью при всех его недостатках, главным из которых было то, что порой он был удивительно навязчив. Но там, где навязчивость одних вызывает раздражение и желание поскорее отвязаться от собеседника, Витольду это сходило с рук, так как сколько бы времени ты не провёл с ним, ты почти гарантированно расстанешься в ещё лучшем настроении, чем раньше. Его настроение было заразным как инфекция. И обижаться на него было невозможно.