Хроники Птицелова - стр. 27
Раздался крик, но я в своем счастье предпочла не обратить на него внимания. Прямо передо мной рухнул кусок льда – с крыши дома, вдоль которого я шла, сбивали наледь. Несколько прохожих остановились, кто-то вскрикнул, кто-то разразился ругательной отповедью, не знаю, в чей адрес: я не слушала, просто весело перепрыгнула через кусок замерзшей воды, едва не оборвавший мою жизнь. Вдохновленная этим маленьким успехом, я устремила взор на большую лужу, раскинувшуюся впереди маленьким озерцом, в котором доживали последние часы осколки глыбы. Вызов был принят; я ускорила шаг, перешла почти на бег, оттолкнулась у самой кромки лужи и прыгнула.
Во время этого краткого полета произошло нечто странное. Мои уши словно налились водой, как тогда, когда Ангел развозил нас на твоей машине; сквозь эту толщу послышались несколько коротких пронзительных выкриков, один за другим; мои глаза опустились и уловили в мутной снежной воде отражение чего-то большого, цветастого, на изображение этого существа не хватило бы даже октавного спектра… Или мне показалось?
Я приземлилась на другом «берегу» искусственного озерца, повернула голову и едва успела подставить руку. На нее опустилась дивной красоты птица, видеть такую в реальности мне еще не приходилось. У нее было темно-коричневое бархатное тело, голова, разделенная плавной линией на желтые и зеленые цвета, крепкий синевато-серебряный клюв, а из-под темных сложенных крыльев опускались длинные-предлинные желто-белые перья! И птица эта была не только самой прекрасной из виденных мной, но и самой большой. Я не без труда удерживала ее на руке, и это было тем сложнее, что от восторга у меня перехватило дыхание. И откуда здесь могла взяться такая красота? Подобные птицы не могут жить и не живут в нашей стране, да и в соседних странах тоже, их обиталище – далекие острова с девственными лесами и теплыми ливнями.
– Кто ты? – спросила я. Было неловко обращаться к столь чудесному созданию, но, раз уж оно само прилетело ко мне, не так уж и невежливо первой начать разговор.
– Люди назвали нас Paradisaea apoda[4], – последовал ответ.
Когда птица говорит, она редко вещает о себе конкретно, в основном – о всем своем роде. И это вовсе не потому, что у каждой отдельной птицы нет своего характера и личной жизни. Просто они, в отличие от людей, чувствуют свою общность и не мыслят без нее жизни. Даже одиночные дятлы скрипят «мы», а не «я».
– Дурацкое название, – посочувствовала я. – Это так глупо – ведь у вас есть ноги.
– Да, – ответила птица. – Но люди считали, что мы прилетели из Рая и поэтому нам не нужны ноги.