Хроники Харинезуми - стр. 15

– Ты всё еще здесь, чертяка, – с нескрываемым облегчением выдохнул я, разглядев на полу сладко сопевшего зверька. Всётело его было свернуто в тугой клубок, на фоне которого при хорошем рассмотрении можно было угадать только черную влажную точку-нос.

Мне вновь стало жаль будить его, ведь очевидно, что он смертельно устал еще до того, как потребил чистейший ром, который только усилил надобность его маленького тельца в крепком здоровом сне. Мое человеколюбие (очень редкое для меня явление; да и можно ли так выразиться по отношению к зверю?), взявшее вверх над разумом накануне вечером, теперь из последних сил боролось с превосходившим стократобъединенным противником в лице природного моего эгоизма и желания разделить с кем-то сладость живого общения. Последние двое в итоге вышли победителями из этой неравной схватки, чемя был крайне доволен и никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал. Однако, чтобы заполучить благосклонного собеседника, мне пришлось выдумывать хитрый способ пробуждения зверька, ни в коем случае нельзя было использовать оклик или покашливание, ведь всёэто быстро раскроет мой замысел и будет выглядеть как минимум нарочитым (чем оно, по сути, и является). Я же хотел замаскировать свое намерение под равнодушное и снисходительное «я здесь ни при чем, но раз уж ты проснулся, давай побеседуем». И здесь на помощь мне пришел томик стихов в моих руках. Его надлежало бросить на пол, как бы кощунственно это сейчас ни прозвучало по отношению к поэту, ровно с такой скоростью и силой, чтобы создалось впечатление его самопроизвольного падения. Прицелившись и произведя все необходимые расчеты, я еще раз мысленно извинился перед Бродским и уронил книгу на пол. Угодила она в пустое пространство на полу между креслом и пустым чайным блюдечком, которое от энергии удара подпрыгнуло и зазвенело.

– Что, уже утро? – сонно пробормотал зверек и приподнял мордочку вверх.

– Смотря что в твоем понимании утро, – отозвался я и подметил искреннюю жизнерадостность в собственном голосе, отчего сильно смутился и следующие слова произнесуже не так бодро. – Для меня оно наступит только часов через шесть, но, к твоему сведению, близится рассвет, и если его ты и подразумеваешь под «утром», то, получается, оно теперь и есть.

Еж что-то тихо проворчал на своем, ежином, и приподнялся на нетвердых лапках с пола. Иглы его теперь походили на свалявшуюся шерсть старого пса, иные колтунами торчали из его колючей шубы, что натолкнуло меня на забавную по природе своей мысль о тяжком похмелье. Первым делом, после того как ему удалось-таки встать, зверек с разбегу ткнулся носом в посудину из-под рома, коего там, само собой, не было.