Христианство. Три тысячи лет - стр. 125

Интерес Оригена к классическим проблемам греческой философии в его трудах по систематическому богословию проявляется не меньше, чем в толкованиях Библии. Особенно заметно это в книге, озаглавленной «О началах» – одной из первых попыток создать общий обзор христианской традиции: здесь он долго сражается со старым платоновским вопросом – как бесстрастный, неделимый, неизменный высший Бог сообщается с нашим преходящим миром? Как и для Иустина для Оригена мостом между Богом и миром становится Логос; вслед за Иустином, Ориген смело именует Логоса «вторым Богом» и даже говорит о том, что этот «второй Бог» подвластен первому, творением коего является и стоит по отношению к нему на некоем низшем уровне – учение, известное под названием субординационизма.[284] Сосредоточившись на объяснении отношений между Отцом и Сыном, Ориген почти ничего не говорит о Святом Духе, которого, по всей видимости, считает подчиненным Сыну. Основная задача Духа, по Оригену, состоит в том, чтобы даровать силы членам Церкви. Он открыто признавал, что многое в личности и действиях Духа является для него загадкой и требует дальнейшего церковного исследования.[285] Вообще после несчастливого финала истории монтанистов, пламенно преданных Святому Духу, раннехристианские писатели предпочитали избегать этой темы.

Один из самых дерзких элементов богословской системы Оригена – его предположение о том, как соотносятся Падение и Искупление. По его словам, Бог создал низших духов, обладающих свободной волей, и они злоупотребили этим даром по примеру своего предводителя Сатаны. Степень их падения предопределила занимаемые ими места в космической иерархии: от ангелов до человечества и затем – до бесов. Наша задача – при помощи своей свободной воли исправить ошибку, которую мы совершили своим падением (и о которой аллегорически повествует история Адама и Евы). Как и его предшественник Климент, Ориген полагал, что человечество спасется собственными усилиями, с помощью Христа благодаря посмертному очищению. Абсолютного падения человечества или тварного мира он не признавал, поскольку это уничтожало всякую нравственную ответственность: «Совершенно порочному существу невозможно предписывать законы – его можно лишь пожалеть как несчастного урода».[286]

Развивая эту гипотезу, Ориген проявил еще бо́льшую смелость. По его мнению, во время Падения не пала лишь одна душа – и именно в эту душу вошел Логос, когда решил наконец сам отправиться спасать человечество.[287]