Хозяйка заброшенного поместья - стр. 11

– А что он сделал? – полюбопытствовала я.

Кроме того, что мне нахамил? Отвез в «глушь», которую моя предшественница «терпеть не могла», и оставил там в развалюхе с одной старухой-нянькой?

Она изумленно вытаращилась на меня. Я вопросительно уставилась на нее. Какое-то время мы играли в гляделки, потом Марья вздохнула.

– Да я и запамятовала… Батюшку твоего он, считай, своими руками застрелил.

Я охнула.

– В голове не укладывается!

– Вот так вот. Он добрый был, барин. Щедрый, всех привечал, а этот… – Она промокнула глаза уголком фартука.

Что, прямо взял и застрелил? И ничего ему за это не было? Да уж, похоже, от этого типа в самом деле стоит держаться подальше.

– Слышала я, что он тебе про развод говорил, – продолжала Марья, заметив мою растерянность. – Грех это, конечно. Только ежели ты меня спросишь – грех и замолить можно, а с этим аспидом жить – се6я загубить. Съездишь в монастырь, поживешь годик белицей, помолишься. А там вернешься да найдешь себе какого вдовца с детками.

Вот только вдовца с детками мне и не хватало для полного счастья!

– А может, и не вдовца. Вон ты какая красавица, может, и найдется славный какой парень. Чтобы на тебя надышаться не мог. Будешь жить счастливо. Глядишь, я еще твоих деток понянчу.

– Непременно понянчишь. – Я изобразила улыбку.

Говорить сейчас, что замужество интересует меня в последнюю очередь, явно не стоило. Сперва бы разобраться, что к чему в этом мире.

– Расстроила я тебя, касаточка, – сокрушенно сказала Марья. – Поспи-ка ты. Утро вечера мудренее. Поспи, а пол я потом домою.

Она укрыла меня одеялом и исчезла за дверью вместе с ведром. Я запоздало вспомнила, что стоило бы расспросить ее о печке. Почему моя предшественница запретила ее топить? Тяги нет, и некому дымоход прочистить? Или еще что? Но вскакивать следом я не стала. Под одеялом было тепло и уютно. Дом пах старым деревом, но запах этот не раздражал – не было в нем характерных «старческих» ноток. Потом потянуло хвойным дымом – похоже, лапник после «покойника» следовало сжечь.

Под этот запах я и уснула, чтобы проснуться от аромата куриного бульона.

– Хлебово принесла, – проворковала Марья, одной рукой подпихивая мне под спину подушки, а другой вручая мне глубокую глиняную миску с деревянной ложкой. – После болезни на курочке – самое оно.

Я вгляделась в миску, пытаясь угадать, что там в супе, кроме курицы. В миске плавали рыжие кружочки морковки и какие-то бесформенные комки. Марья поняла меня по-своему.

– Не сердись, касаточка. Ложки-то серебряные твой батюшка продал. И фарфор за долги ушел.