Харон - стр. 5
«Ушла в декрет,» – мысленно повторил Харон, и начал медленно, опрокидывая табуретку, сползать на пол.
Черные точки заплясали перед глазами, и скоро все вокруг оказалось залито мраком. Он не различал ни потолка с медленно раскачивающейся лампочкой под бумажным абажуром, ни убогого стола на резных ножках, за которым только что сидел, ни журчащей батареи в углу. В ушах стоял невыносимый звон, и было такое ощущение, что он стремительно падает в пропасть. На миг в темноте появились уродливые женские лица с ярко накрашенными губами, и Харон увидел в их глазах мертвенно-животную глупость, и ему стало страшно, что Господь обручил его с ними до конца времен.
Он облегченно вздохнул, когда они исчезли, с трудом прополз на коленях до угловой стены, поднял табурет, и, как на плаху, положил голову на грубо сбитое сиденье.
Звон тотчас прекратился. С тупым равнодушием, словно бы ожидая неизбежного конца, он смотрел на ребристую чугунную батарею, а видел серебристую листву осин и мглистые ели. Ему слышались пересвист снегирей, теньканье синиц, пение желтогрудых зорянок и крики кедровок, бесшумно перелетающих с дерева на дерево, которые словно бы говорили:
«Мы живем в лесу, молимся колесу».
Провожая в город, дед размашисто перекрестил его, сказал
задумчиво глядя куда-то вдаль:
– От Божьей росы мое благословение и от матери Земли.
Харон с тоской подумал, что сильно провинился перед Господом. Ведь ему не помогло даже родительское благословение. Девушка, которую он любил горячо и страстно и с которой хотел связать свою жизнь, просто сбежала от него.
Они два раза назначали день свадьбы, но оба раза были вынуждены откладывать ее. Сначала у Тимохи умер дед, а потом и бабушка ушла за последнюю черту. И в этом мнилась какая-то чудовищная закономерность. Старики точно бы противились его женитьбе. Думать так было грешно. Сколько себя помнит, они желали ему только добра. И не их вина, что смерть приходила за ними в самое неподходящее время.
Он познакомился с Русланой на шумной вечеринке. Она была в тончайшем белом платье и шелковой косынке, наброшенной на узкие плечи.
Стоило ему щелкнуть пальцами, как кто-то из гостей услужливо подставил раскладной стульчик, и он взлетел на него, как сокол, а оттуда перепрыгнул на ломящийся от разнообразных закусок стол и, сцепив на затылке руки, начал лихо отбивать чечетку между рюмками и бокалами.
– Давай, братка, жми! – кричала возбужденная толпа, но он не обращал на нее внимания.
Спрыгнув со стола, подошел к Руслане, которая скромно стояла в углу, сказал весело, протягивая руку: