Ханидо и Халерха - стр. 35
– Похоже на это, – согласился с ним Ивачан. – Сила в нем огромная…
Куриль, заметив, что Пурама, скручивая не пригодившуюся нынче веревку, стал на колени и смотрит прямо ему в рот, торжествующе заерзал на месте: ему пришла в голову мысль спросить Сайрэ – сильный ли шаман Токио, спросить при свидетеле. Что скажет он не на ухо, а для людей?.. Сайрэ, однако, почуял неладное и заторопился: ведь наступала его очередь камланить.
– Пойду спрошу Пайпэткэ, все ли она принесла мне, – сказал он, вставая.
Куриль ничего не ответил. Он только сдвинул брови и, глядя в лицо Пурамы, как – то странно, с тяжелым вздохом покачал головой.
Токио долго не появлялся в тордохе. Время шло, людям уже надоедало сидеть в темноте и духоте, а его все не было. Забеспокоились и шаманы, начали переговариваться.
– Догор, – наконец не выдержал верхнеколымский шаман, – сходи, догор, узнай, скоро ли…
Пурама в этот раз не бросился со всех ног выполнять просьбу. Он посидел, подумал и лишь после этого пополз к двери.
Вернулся он быстро. Вернулся, но в тордох не вошел, а только просунул в дверь голову.
– Там… шаман ваш… за девчонками бегает! – сообщил он. – По траве… за холмом…
Люди сразу вскочили и чуть было не подняли тордох на своих спинах и головах. Потом все ринулись на коленях к выходу, оттесняя и подталкивая друг друга. Одни шаманы да Куриль остались на месте. Проснулись и дети. Ничего не понимая, они стали метаться, а потом заорали, стараясь то спрятать лица, то вновь увидеть эту страшную суматоху в темноте и мелькающем свете.
– Малаак[43], – громко и зло сказал Куриль. – Зовите его сюда. И быстрей.
Верхнеколымский шаман задвигал своими мутными глазами, заворочал языком в опущенном углу рта. Вышел скандал, и он не знал, что делать.
А Токио между тем летел по скату холма вниз, догоняя сразу двух девушек, которые уж не могли ни остановиться, ни разбежаться в стороны. В руках у Токио был мох. Вот он поймал одну за шиворот и на бегу начал запихивать ей этот мох за воротник. Люди, стоя в рост или на четвереньках, глядели на эту игру так, словно там, на холме, был совсем иной, незнакомый им мир.
Вернулся Токио в тордох, когда все уже вновь заняли места. Он тяжело дышал и весело, как ни в чем не бывало, оглядывал людей.
– Гы, вы не спите! – сказал он и начал снимать рваную шаманскую дошку.
– Митрэ – эй, – недовольно прогнусавил верхнеколымский шаман, – ты к другому, видно, готовишься делу, а первое не закончил…
– А я… я прямо бежал сюда… С разгона и думал заговорить…
– Ну, говори.
– Дайте попить… Вести я обдумал, пока бегал… А в духоте разве обдумаешь? – Он прилип губами к краю кружки и стал жадно, с наслаждением пить воду. – Сын Нявала… будет… хорошим охотником и пастухом… А дочь Хулархи… будет хорошей женщиной.