Ханидо и Халерха - стр. 36
– Значит, духи Мельгайвача не тронут их? – спросил Куриль. – Это новость. Может, ты передушил духов? Или у тебя сил хватает только на то, что душить наших девушек?
Раздался хохот. Лэмбукиэ, вырвав изо рта трубку, взвизгнула от удовольствия – и если б не задрала ноги, то упала бы на колени Пурамы, который сидел сзади нее. «А что? – подумал Куриль. – Они не боятся морочить головы, а я чего – то боюсь и молчу».
– Зря смеетесь… – серьезно и обиженно сказал Токио, смело усаживаясь между Курилем и верхнеколымским шаманом. – Я… я не все сказал. Я задушил духов… пока вы спали и готовились похохотать…
Шум смолк, как озерная волна в притоке.
– Всех? – спросил Куриль.
– Надо бы всех, – подсказал криворотый старик.
– Нет, – вздохнул Токио. – Нескольких. Но самых злых. – Он почти незаметно завертел головой, стремясь не пропустить даже шепота, который мог прозвучать и справа, и слева. Куриль, однако, лишь засопел, а старик якут не подал и звука. – Я сказал все!
Наряженный Сайрэ, стоявший позади них, прыгнул в сторону и ударил в бубен.
Так, без перерыва, началось последнее выступление. Все, кто находился в тордохе, а особенно улурочи, жители здешних стойбищ, хорошо понимали, что Сайрэ мог бы и не выступать – он ведь оказался прав и ему теперь можно удалиться с достоинством, которого хватит до конца жизни. Но раз он решился, значит, уж неспроста. И люди наперед знали, на что он решился: конечно, Сайрэ попытается удушить последних духов Мельгайвача – ему, старику, может быть, и не представится больше случая показать свою силу вот так, на глазах у всей тундры…
Сайрэ не стал удивлять людей ни громкими криками, ни грохотом бубна, ни усыпляющей песней. Он камланил для себя, для одного себя, – и потому люди следили за ним как бы со стороны. Но так было только сначала. Камлание длилось долго, старик вдохновлялся все сильней и сильней, и наконец оказалось невозможным следить за ним без сочувствия. Вот поэтому – то тордох и огласился общим негромким криком, когда шаман вдруг простонал и замолк. Тордох будто вымер в одно мгновенье.
Ланга обхватил старика сзади под руки, а Пурама, решивший не выходить больше в круг, не удержался – выскочил на середину и тоже обхватил старика.
У Сайрэ был тяжелый обморок. Возле него суетилось уже четверо мужиков, шаманка Тачана, и Пайпэткэ стояла на коленях перед веревкой в оцепенении – как – никак, а с мужем что – то случилось.
Заволновался и Куриль: здешний шаман старый, и как узнаешь – может, у него кровь пошла внутрь. Но голова юкагиров, волнуясь, одновременно и злился на него: «Выскочил, старый черт! Не усидел. Как же: мало имя его вспоминали…»