Григорий Распутин. Могилы моей не ищите - стр. 7
За рулем мотора, летевшего по Гороховой улице в сторону Красного моста, сидел не иначе как Навуходоносор, царь Вавилонский.
Сходству водителя с грозным правителем из халдейской династии придавала шоферская доха с меховым воротником, имевшим вид двурогой бороды, заплетенной в косицы, а также высокая с наушниками папаха, подвязанная под подбородком, и кожаным, надвинутым на самые глаза козырьком, в который были вделаны круглые защитные очки. По этой причине лица шофера было совсем не разглядеть, разве что усы его, нахально закрученные и натертые воском, давали о нем хоть какое-то представление, поблескивали, нависали над воображаемой халдейской бородой и шоферскими крагами, намертво вцепившимися в рулевое колесо автомобиля.
– Больно уж ты, братец, на Асмодея похож, – обращаясь к шоферу, нарушил молчание пассажир в шубе.
– Чем же, Григорий Ефимович, дозвольте полюбопытствовать? – равнодушно, не отвлекаясь от управления мотором, проговорил Навуходоносор. Через стекла его очков при этом проносились отблески газовых фонарей, что придавало всему его облику вид роковой.
Князь Феликс Феликсович Юсупов.
1914
– А тем, что вид имеешь нерусский, – шуба нетерпеливо заерзала на заднем сиденье. – Тем, что колесницей управляешь сатанинской и везешь ночью меня, раба Божьего, неведомо куда.
– Очень даже ведомо, Григорий Ефимович, к Феликсу Феликсовичу едем, – задвигались в ответ усы не без внутренней ухмылки.
– К тебе, стало быть, едем, маленький? – пассажир в шубе встрепенулся и довольно бесцеремонно навалился на плечо своего попутчика в триковой фуражке и хромовых сапогах, громко расхохотался. –
Ах вот оно что! А я-то уж грешным делом подумал, что замыслили вы меня в Неве притопить – ночка-то темная, кистенем по темечку – и в воду, на корм рыбам и прочим речным гадам.
– Что за чушь! – прозвучало резко, почти истерично, в тон взвывшему мотору. – И прошу вас, Григорий Ефимович, не называть меня «маленьким»!
– Так ты маленький и есть… да удаленький, – шуба вновь рассмеялась.
Меж тем, миновав Гороховую и выехав к Красному мосту, внезапно остановились.
Со стороны, если бы в эту пору кто-то оказался здесь, на набережной реки Мойки, можно было наблюдать, как из автомобиля буквально вывалился господин в английском полупальто и облокотился на перила ограждения.
Было видно, что ему сделалось дурно.
Порывисто сняв фуражку, он делал глубокие вдохи, гортанно выдыхал, словно его выворачивало изнутри, громко стонал, что-то выкрикивал в темноту, сгребал с гранитной тумбы снег и натирал им лицо, снова стонал. Его фуражка падала на лед, но он этого не замечал. Царапал окоченевшими пальцами лицо. На какое-то время ему становилось легче, но потом все начиналось снова.