Гренландский меридиан - стр. 28
Вечером 22 февраля мы с Константином узнали, что виз в США нет и, как любит повторять один мой приятель, «скачки отменяются – ваша лошадь сломала ногу!». Пришлось сдавать билеты и возвращаться домой в Ленинград, поскольку ближайший самолет в США был 27 февраля (в 1988 году самолеты в США летали не каждый день). «Скверно обмануться в своих ожиданиях, но еще хуже обмануть чьи-нибудь», – подумал я, открывая дверь в одну из комнат Транспортного управления Продовольственного комитета Ленинграда, где работала Наталья, именно в тот момент, когда она рассказывала своим сослуживицам о том, как ее муж впервые в жизни летит в Америку и, наверное, уже подлетает к Вашингтону… Мое появление именно в этот момент было особенно эффектным. После некоторого замешательства Наталья, до самого последнего момента не верившая и не хотевшая верить в осуществимость всего этого проекта (а точнее, в возможность моего участия в нем), с надеждой в голосе спросила: «Ну что, не получилось?» Но, увы, мне пришлось ее разочаровать. Тем не менее эта неожиданная отсрочка была весьма кстати после всей суматохи последних дней:
Мне кажется, что большинство, а не только те, что традиционно выкрашены красным цветом, поездов № 1 и 3, курсирующих между Петербургом и Москвой, в зимнее время можно без особой натяжки считать «красными» – так нещадно, практически докрасна, отапливаются их вагоны. В результате комбинированного воздействия «красной жары» и февральского сквознячка через щели «закрытого на зиму» вагонного окна я вышел на перрон Ленинградского вокзала с тяжелой головой и саднящим горлом – верными признаками приближающейся простуды, что, как мне представлялось, было весьма некстати в свете моего предстоящего «первого выхода в свет» в качестве советского участника международной экспедиции. Я опасался, что все впечатление, которое могли бы произвести на моих товарищей по команде золотисто-красный герб на моей груди и огромные буквы СССР на моей спине, может быть начисто смазано моим простуженным, отнюдь не полярным и тем более не спортивным видом. (Уж я то знал, на что способен в период разлива насморка мой выдающийся, не побоюсь этого слова, нос!)
Но отступать было и поздно, и некуда: визы и билеты наконец-то получены, и нам с Константином оставалось только готовиться к вылету. Местом подготовки была гостеприимная трехкомнатная квартира Константина в московских новостройках в районе метро «Бабушкинская». Поскольку я не имел ни малейшего представления о том, какого вида тренировочные сборы мне предстоят, я запасся на всякий случай тем ассортиментом одежды, который должен иметь всякий приличный полярник, отправляющийся в экспедицию. Сюда непременно входили две пары шерстяного белья, унтята (очень теплые и уютные меховые носки, которыми обычно снабжают участников антарктических экспедиций), свитер, меховые рукавицы, шерстяные перчатки и штормовка. Вот только с выбором обуви была дилемма: где-то подспудно я был почти уверен, что ни валенки, ни унты, ни кирзовые, ни, естественно, утепленные резиновые сапоги мне на тренировочных сборах не понадобятся. Поэтому я остановил свой выбор на только что полученных в Спорткомитете кроссовках и купленных по случаю в Москве кедах китайского производства. Строя всевозможные догадки относительно предстоящих сборов, я все-таки надеялся, что в их программу должен быть, наверное, включен и кросс, где кеды и кроссовки могли бы быть полезны.