Гренландский меридиан - стр. 26

Поэтому рассчитывая на то, что книга эта будет переведена на иностранные языки, я привожу здесь текст стихотворения полностью:

За это и выпили. Торжественный ужин кончился часов в одиннадцать по причине окончания «Корвуазье». Решили прогуляться до отеля пешком. С этим решением решительно шагнули из теплого холла гостиницы навстречу ветру и морозу: на улице было минус 16. Парижский гардероб Этьенна и Стигера был усилен только легкими вязаными шапочками. Заместитель председателя Госкомгидромета Артур Чилингаров, который смог освободиться от важных дел только к торжественному ужину и выступил на этом ужине в качестве почетного тамады, подхватил Этьенна и Стигера под посиневшие руки и быстрым шагом повлек их в сторону лобного места. Мы все немного приотстали и получили возможность посмотреть на это увлекательное зрелище. Чилингаров, одетый, в отличие от своих спутников, в добротное ратиновое пальто и пыжиковую шапку, напоминал рослого дружинника, а прижатые с двух сторон к его широким плечам великие путешественники – двух застуканных на месте преступления хулиганов, которых, естественно, помимо их воли волокли в участок. Порой мне даже казалось, что их ноги не касались земли, так стремителен и мощен был ход Чилингарова.

Наутро ребята улетали домой в свои проблемы и плюс 13, а я уезжал ночным поездом в Ленинград.

Новый год после двухлетнего перерыва (1986-й и 1987-й я встречал в Антарктиде) встречали всей семьей в старом добром Шувалово, а в начале января я пошел на курсы английского языка. В соответствии с принятым обрядом при поступлении на курсы каждому участнику давались имя и происхождение. Так, я на целый месяц стал художником из Бирмингема Адамом Блэком, что, несомненно, ускорило постижение мною основ английской разговорной речи. На курсах этих действительно было все – от полного непонимания до небольших радостей по поводу удачно и вовремя сказанных английских пятидесяти трех слов, от вершин эмоционального состояния, на которые нас забрасывало обаяние и чарующее произношение нашей учительницы, до глубоких пропастей уныния по поводу собственных способностей, от глубокого и умиротворенного сна под музыку Вивальди, иногда, правда, заглушаемого храпом какого-нибудь вошедшего во вкус англичанина, до яростного бодрствования во время мучительных диалогов на вечные темы: «Моя семья», «Моя квартира» и т. д. Были и чаепития, и домашние пироги, и стенгазеты. И вот в этой непринужденной, почти домашней атмосфере понемногу к концу обучения возникло и укрепилось ощущение того, что совершенно чуждый до этого английский язык стал более понятным и не таким страшным. Поэтому в середине февраля, накануне моего первого визита в Америку, перспективы моего предстоящего общения с коллегами по экспедиции казались мне не такими мрачными.