Границы нашей нормальности - стр. 4
Помощь-то ей всегда готовы оказать, но… Это проклятущее, вечное «но».
«Комнатой» называлась оборудованная на первом этаже игровая. Ничего претенциозного, но всё нужное имелось. Да и почему нет, если площадь и финансы позволяют?
— Раздевайся. Совсем.
Она бросила приказ, направляясь уже к полкам с девайсами. Что выбрать? Что-то такое, что даже при не особо сильных ударах, но по нежным местам, возымеет достаточный воспитательный эффект. Мальчик, конечно, был послушным и исполнительным, но вот эта его рассеянность-забывчивость с каждым разом словно бы усугублялась. Что она не так делает? Ну нет у неё этой склонности, что делает Верхнюю Доминой в классическом понимании. Кое-что, конечно, есть, но очень избирательное. И уж точно нет потребности воспитывать, нет некоторой грозности. Наоборот, нравится быть нежной. Может, в этом и дело? Или слишком мягко его наказывает? Видимо, напрасно. Так рабы и распускаются, чувствуя недостаточность силы воли хозяина. Даже если они добровольные рабы.
Да, зайка боль не любил, но вот чтобы его воспитывали и наказывали — желал.
Выбрав узкую кожаную шлёпалку(1) средней длины (сейчас важна как хлёсткость, так и хорошая управляемость), она развернулась к уже обнажившемуся парню, застывшему с заведёнными за спину руками, ногами на ширине плеч и склонённой головой. Всё правильно, начальная позиция, первая. Потом она уже будет вертеть им как угодно.
— В пятую, зайка.
Мальчик вздрогнул, глянул из-под ресниц испугано, но тут же гибко склонился, складываясь почти пополам и обхватывая лодыжки пальцами. Крайне, крайне уязвимая поза. Для порки по заднице — самое то: кожа натянута так, что даже не особо сильные удары покажутся резкими. Особенно такой неженке. А ведь говорят, что у мужчин порог болевой чувствительности довольно высокий. Но везде бывают исключения. Зайки вот, например, такие.
Поза знакомая, но не слишком часто используемая, хотя и многофункциональная: если заставить сдвинуть ноги, мало того, что она окажется неустойчивой ко всему прочему, так добавится и страх, что прилетит по бубенчикам. А если те зажать меж бёдер, и вовсе можно использовать для наказания именно их. Но настолько зайка всё же не накосячил.
Она огладила нежную кожу, рукой чувствуя пока ещё сдерживаемую рабом внутреннюю дрожь. Потом ладонь сменилась кожаной полоской.
— И что ж мне с тобой делать, зайка? Ведь вроде ты и послушный мальчик, но вот такой невнимательностью очень меня расстраиваешь. А расстраиваться я не люблю. Знаешь, я хочу, чтобы ты хорошенько запомнил сегодняшнее наказание. Потому что, если повторятся старые ошибки, в следующий раз я прикажу сдвинуть ноги и попадёт уже им, — она обхватила пальцами яички и слегка оттянула, а мальчик судорожно всхлипнул. Может, хоть это его проймёт? Если нет, стоит, наверно, задуматься, а не специально ли он такой избирательно-рассеянный? Вряд ли, конечно, но мало ли. — Постоянный недосол, то что-то из нужного не докупишь, то что-то не доделаешь… — перечисляя прегрешения, чем дальше, тем больше она понимала, что, и в самом деле, какие-то эти нарушения пусть и мелкие, но нарочитые, демонстративные. Или нервы шалят от развернувшегося «голода»? Да вроде не настолько, во всяком случае пока ещё. И почему раньше не замечала? А вот сегодня всё совпало. Позже надо будет обдумать. — Итак, сегодня пятнадцать ударов. Считай.