Размер шрифта

Границы и маркеры социальной стратификации России XVII–XX вв. Векторы исследования - стр. 130

Когда на тление я смертного взираю

И чудный оного состав воображаю,

Колико бренный прах, колико груба смесь

Одели гордый дух и сколь он странен весь,

Волнуют страсти в нем едина со другою,

И каждая творит его себе слугою:

В подобие стихий ведут с собою брань,

И человек дает свое им сердце в дань.

О бедный: что начать? – и сам не понимает,

Одним позорищем презрения бывает.

Вчерась высок и горд – севодни низок, мал,

Недавно Крезом был, а ныне Иром стал.

Вчерась он меч вонзил и пролил кровь слабейших,

Сегодни жертвой сам соделался сильнейших.

Кто обращается с людьми по всякий день,

Зрит счастия во всем пременную степень[420].

Олешев отсылает читателя к классическому для европейской традиции сюжету[421] – противопоставлению лидийского царя-богача Креза и несчастного нищего Ира, гомеровского персонажа, чье имя стало нарицательным для обозначения бедняка; Ир считал Креза счастливейшим из людей, однако, когда Крез был разбит персами и попал в плен, он, в свою очередь, позавидовал счастью свободного Ира (словарь Даля фиксирует пословицу «Ир Крезу не товарищ» как эквивалент пословице «Кто богат, тот мне и брат»).

В декабрьских номерах журнала «Лекарство от скуки и забот» за 1786 г. (№ 24–25), издававшегося Ф. О. Туманским, было помещено анонимное стихотворение «Письмо о равенстве состояний человеческих»[422], где автор настаивал:

Все состояния людския суть равны;

Но людям свойства лишь различныя даны.

Нещастлив чем один, другой того желает,

Безумный где падет, там мудрый возрастает.

Желанья разныя на свете нас влекут;

Но щастье пристань есть, к которой все текут.

Автор «Письма» настаивал на том, что «премудро естество» даровало «частицу благ» каждому человеку, вне зависимости от социального статуса: «Чины и мелкие утех не лишены». Следовательно, «щастье» и «благополучие» на зависят друг от друга: Провидение равно печется обо всех людях, каждый из которых может стать счастливым благодаря мудрости и смирению:

Почто же нам роптать? подвергнемся судьбам,

Самим Создателем определенным нам.

Творец поставя нас под разные законы,

Всем может щастье дать, хотя не всем Короны.

Вещают, будто бы Пандорин здесь сундук

Меж нами разность ввел и все испортил вдруг;

Что будто до того мы равными все были;

И ныне мы равны, но только то забыли.

Богатство, ложна честь и прочим тьма страстей,

Блаженству нашему толико есть сетей!

Всем одинакия иметь ко щастью правы,

Вот смертных равенства суть истинны уставы.

Автор «Письма» сравнивает «грубых жителей прекраснейших долин» с горожанами. Это вовсе не идиллические пастушки из эклог, которые только «рыдают и грустят играючи в свирель». Нет: посреди морозов и жары ни Петруха, ни Мирон (оба имени, очевидно, должны указывать на аутентичность персонажей российскому контексту, в противовес персонажам эклог, на принадлежность к реальному российскому крестьянству) не унывают и не жалуются на судьбу:

Страница 130

На следующую страницу