Государь - стр. 15

Несомненно, в настоящее время не представило бы большого труда установить, что в своем анализе исторической ситуации Макиавелли опустил многие, и притом наиболее существенные, экономические и социальные причины, обусловившие военную и политическую слабость итальянских государств в ту пору, когда они одно за другим делались жертвой французской и испанской агрессии. Однако для раскрытия эстетической концепции «Государя» это не так уж важно. Важнее не пропустить другое. Макиавелли с поразительной для его эпохи исторической проницательностью сразу же ввел народ в политическую диалектику трагических противоречий современной ему действительности. «Если мы обратимся к тем государям Италии, которые утратили власть, – писал он в „Государе“, – [то выяснится, что] некоторые из них враждовали с народом либо, расположив к себе народ, не умели обезопасить себя со стороны знати» (XXIV).

Можно ли было как-то парализовать действия отмеченных Макиавелли причин? Имелась ли хоть малейшая возможность преодолеть кризис – выйти из того мрачного тупика, в который завела Италию не судьба, не Божественное предопределение, о котором вещал Савонарола, а, казалось бы, всего лишь «неумелость» ее правителей, светских и духовных? («Государь», XXIV). Предшествующие «Государю» «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» доказывают, что такого рода возможности Макиавелли, по существу, не видел. Он вовсе не считал, что всегда правы те, кто во всех случаях отдает предпочтение древности, однако сам он оценивал общественную и политическую ситуацию в современной ему Италии до крайности пессимистически. Макиавелли знал, что история никогда не стоит на месте, но не верил в абсолютность прогресса. «Находясь в вечном движении, – утверждал он, – дела человеческие идут либо вверх, либо вниз». В отличие от Франции, Турции и Германии, Италия, по мнению Макиавелли, достигла к началу XVI века крайней степени нравственного и политического падения. Тут ее можно было сравнивать только с Грецией: «Некогда в странах сих было чем восхищаться, ныне же ничто в них не может искупить крайней нищеты, гнусности и позора» («Рассуждения», II, введение).

Отправной точкой для размышлений Макиавелли служила всегда Флоренция. Именно насильственное уничтожение «народного правления» больше всего доказало Макиавелли полнейшее нравственное разложение Италии, не позволяющее «ждать от нее чего-либо хорошего» («Рассуждения», I, 55), то есть возвращения к свободе, независимости и «нормальной», «политической жизни». В этом смысле особенно показательна восемнадцатая глава первой книги «Рассуждений о первой декаде Тита Ливия». В ней, по-видимому, мы присутствуем при рождении «Государя».