Горькое логово - стр. 45
– Яр… Так сейчас это ты что ли – Ярун этот? Император Дракона? Ты – этот самый Ярун?
– Что ли. Этот самый, – засмеялся он и велел: – Только не смей бояться. Со мной уже никто лет двадцать не разговаривал так, как ты.
Сташка подумал. Вьюга и путаница в уме начали утихомириваться. Он еще подумал и сознался:
– Лучше бы, конечно, ты был – просто ты… Но ведь иначе уже никак. Ух, я же видел твои портреты и вообще, как же я тебя не узнал? Не почуял… Хотя какое мне дело было до императора… Ха. А вообще-то, знаешь, мне все едино, кто ты, император или рудокоп… Или смотритель маяка, – встал, обошел стол, с заболевшим вдруг сердцем обнял родного Яруна за шею, снова вдохнув волчий запах: – Это потому, что я тебя откуда-то будто из «до жизни» помню, помню и… Без тебя – никак.
– Мне тоже, родной, – он положил руку ему на затылок, потом вдруг вздохнул, опять очень крепко обнял и поцеловал в макушку, усмехнулся. – Да, пожалуй, я б хотел быть смотрителем маяка. Море, чайки… Всех дел – зажечь огонь, когда стемнеет… В старости так и сделаю. – Снова коснулся губами Сташкиной макушки, велел: – Но мы не в сказке.
– Не в сказке, – серьезно отозвался Сташка. – И мне, если не только сердце слушать, которое любого тебя любит, а еще и голову, – мне важно, кто ты. Очень важно. Потому что впереди… какое-то очень сложное, очень тяжелое будущее. Затратное. С которым надо будет работать… Ну, на очень, очень высоком уровне.
– Какой ты теперь, – Ярун вдумчиво его разглядывал. – Какой ты – умник… И что ты еще предчувствуешь?
– Что времени будет мало. Но его ведь… Всегда не хватает. Яр, слушай. Но ведь… По правде-то, если мы – это мы, то ведь неважно, что ты – царь, а я – неизвестно кто?
– Нет, известно, кто. Мне – известно. Ты мне – самое родное и самое необходимое дитя на свете. Понял? И еще запомни: береги себя, но не бойся никого, понял? Слушай только меня, верь только мне.
Они вернулись в комнату, которая была похожа на кабинет. Сташка посмотрел на стену с экранами и огонечками, снова заметил каменного мальчика в углу и зачем-то спросил:
– Тогда это кто?
– Кааш.
Странное имя холодом ударило в лоб.
– Теперь это, наверно, лишь восьмая звезда… Или нет? – пробормотал Сташка, разглядывая слепое лицо. И, чувствуя, как что-то огромное вот-вот разорвет ему сердце, сжался, стиснул себя, обхватив руками плечи. Смутился под взглядом Яруна: – Извини.
– Ну что ты, – Ярун взял его за плечи и мягко посадил в кресло: – Это память рвется в твой детский разум. Пускать ее еще рано. Вот что, Дракон мой маленький, поспи-ка ты немного. Положи голову на подлокотник… Удобно? Надо забыться, а то заболеешь. Дай-ка помогу, – Ярун положил теплые большие ладони на бедную его голову, и сразу обхватило нежным добрым жаром и утешением. Боль тут же истаяла, а нервы перестали дрожать. И тепло стало, сонно. – Не бойся, маленький. Ты дома.