Горькое логово - стр. 29
Облетели листья, похолодало, потемнело. Тучи. Агаша принесла крупной подмороженной клюквы, и они с Юлькой, переставшей уходить на затянувшуюся ледком реку, полдня пекли такие пирожки, что они втроем с Котькой и Митькой стонали в дверях жаркой кухни. Первый противень из печи девчонки даже остудить не успели – под ледяное молоко пирожками никто не обжегся. В кухне жарко, тесно, уютно. От печи – жаркое марево уюта и счастья. А там наверху – лес выдуло холодом и ледяным дождем… А тут – Юлька достала второй противень с пирожками с клюковкой, осторожно стала перекладывать их на тарелку, накрыла пока стареньким полотенчиком… Агаша налила всем травяного чайку по толстым кружкам… Там наверху мрачные темные елки, голые бесприютные деревья путаются ветками в низких тяжелых тучах, все мокрое, ледяное, серое… А тут Агаша долепила украшения на громадном пироге с клюквой и яблоками, поставила его в печь, и скоро еще сильнее и чудеснее запахло горячими сладкими яблоками… Там где-то за рекой медведь, наверное, свернулся горячим ворохом густой шерсти в своей тесной темной берлоге и дрыхнет, только сопение слышно… А тут Юлька смеется, а Митька истории рассказывает про волшебные самоцветы, а Котька, со старой книжкой на коленях, с недоеденным пирожком в руке, смотрит на него, слушает – а сам то и дело поглядывает на Сташку, мол – ты слышишь? Ты помнишь? Это старые истории! …Там наверху так темно, хоть и день, тут – яркий свет… Там… А где там, в мокром ледяном лесу – волк? Где его логово? Нет, правда, а где же приют белому волку с синими глазами?
Сташка потихоньку поднялся, выскользнул из кухни, накинул куртку и полез наружу. Люк за собой прикрыть не успел – Котька следом:
– Ты чего?
– Так… – Сташка поднялся по ступенькам и выглянул из дупла. Все, как он и представлял себе: ледяной дождь, сумерки, голые ветки, тяжелое небо и – острые, сырые запахи земли, мха и предзимья. – Посмотреть… Как погодка.
– Жуть погодка, – Котька поднялся тоже и выглянул. Спросил опасливо: – Никуда идти не надо, правда ведь?
– Я не собирался, – мирно ответил Сташка. – Слушай, а где сейчас волк? В такую-то погоду?
– Дома. Где ж ему быть, работает, – зевнул Котька. И спохватился: – …Ой.
– «Работает». Ага. Волк. Работает. Да-да.
Котька смотрел ему в глаза беспомощно и виновато. И молчал. Сташка не стал приставать. Но слишком много необъяснимого… Слишком. Он еще посмотрел на серый темный мир, вздрогнул и сказал:
– Пойдем лучше пирожки есть…
Его что-то напугала эта – для него вторая – темная осень, осень он всегда терпеть не мог, сколько себя помнил, вся эта обреченность природы и короткие темные дни, тоска и депривация, – он бешено захотел зимы и глубокого белого снега, и чтобы печку всегда топить, а не только ради пирогов – и зима вмиг накатила, ранняя для ЛЕСА, быстрая, с неостановимыми снегопадами и слабым морозом. Котька ходил озадаченный и беспокойно поглядывал на него – он-то чувствовал, кто призвал зиму. Прямо он ничего не говорил и не спрашивал, но шутки его становились не по-ребячьи изощренными и чуточку сердитыми.