Гонконг. Почти что пенсия - стр. 19
Воду не выключаю. В голове всплывают строки старой детской китайской песенки. Понятия не имею, откуда ее знаю, но начинаю петь.
– Я одно большое яблоко. Кто из детей не любит меня?
Пусть думают, что я ничего не услышал. Враги должны убедиться, что имеют дело с пьяным идиотом. Тянусь к полотенцу, наспех вытираю ступни, чтобы не поскользнуться на плитке. Свободной рукой беру увесистый тюбик с пеной для бритья. Голову таким не проломить, но лучше, чем с пустыми руками.
– И душистое и сладкое и вкусное. Кожица сверху красная, красная, хороший цвет… – продолжая петь, проворачиваю замок на двери в душевую.
Приоткрываю дверь, прислонившись спиной к стене. Удары прекращаются, но раздается трель звонка стационарного телефона. Слышу топот ног, судя по звуку, они принадлежат не крупному человеку…
– А—а! – раздается отчаянный женский визг.
Выскакиваю из душевой, замахиваясь тюбиком пены для бритья, но рука с тюбиком так и застывает над головой.
Отбой.
Повышенный уровень опасности отменяется.
У столика со стационарным телефоном стоит жена, только вместо тюбика с пенной, у нее в руках молоток среднего размера. Схватив его обеими руками, она подняла молоток над головой и замахивается на стационарный телефон. Боковым зрением вижу на полу осколки мобильника.
Глаза у госпожи Юн выпучены, явно напугана, дышит тяжело, а волосы растрепанны. Выбрасываю тюбик, в два широких шага оказываюсь рядом с супругой и забираю молоток. Жена не отпускает, пытается пнуть телефон ногой. Не мое не жалко, но она на кой то черт разбила мобильник – вижу осколки стекла и пластика. Остаться совсем без связи – опрометчиво. Информацию нужно откуда-то брать. Нежно (если это применимо к подсечке) подсекаю опорную ногу госпожи Юн и усаживаю ее на диван. Прикладываю указательный палец к губам, глядя в ее широко раскрытые глаза, сам снимаю трубку с телефона.
– Слушаю!
– Ни хао, отец, – слышится дружелюбный голос из динамика.
Жена не сдается, пытается укусить мою руку и добраться до телефона, у нее явно истерика. Прикрываю динамик ладонью.
– Сын звонит. Дай поговорить.
Жена вздрагивает, губы искривлены и напоминают две тонкие полоски-нитки, на мокром месте глаза. В ответ коротко кивает и бежит в душевую. Пусть, заодно выключит воду.
– Ни хао, сын, – возвращаюсь к разговору.
О том, что у меня есть сын или любые другие дети, не знаю совсем ничего. Даже не могу припомнить имени отпрыска. Но судя по структуре голоса, резонансу, типу и слышимости, сын взрослый, около тридцати. Тембр и экспрессия подсказывают, что он уверен в себе, и идет по жизни уверенно.