Голый хлеб. Роман-автобиография - стр. 7
Женщина ласково спросила меня:
– Где твоя мать, дитя мое?
– Она ушла на базар продавать овощи.
– Не плачь. А отец?
– В тюрьме.
– В тюрьме?
– Да, так точно, в тюрьме.
– Бедняга. А почему он в тюрьме?
Она повторила свой вопрос, гладя меня по лицу:
– Скажи мне, почему твоего отца посадили в тюрьму?
Я решил про себя, что откровенность в данном случае может повредить достоинству моих родителей.
– Не знаю почему. Мама знает.
Мужчина и женщина о чем-то поговорили между собой. Может быть, они собирались оставить меня у себя в доме. Здесь же была и их дочь, она шлепала босиком; руки у нее были чистые, белые, мокрые. Матери и дочери было жаль меня. Но только не мужчине. Он, не собираясь вдаваться в детали, хотел наказать меня, хотел дать мне почувствовать мою вину. Схватив меня за руку, он потащил меня в комнату, битком-набитую всякой рухлядью, что-то вроде свалки, и сказал мне:
– Посиди-ка пока вот тут. И не реви. Если будешь плакать, я хорошенько проучу тебя вот этим прутом.
Так я впервые узнал, что такое тюрьма. Домашняя тюрьма. Странно. Люди, которые были совершенно чужими моей семье, имели право распоряжаться моим телом и решать мою судьбу. Кроме того, эти огромные вкусные груши в саду были предназначены для них. Почему, о Аллах, мы оставили наш край и нашу землю? Почему другим неведомо то, что значит исход?
Странно! Мой отец – в тюрьме, мать перебивается кое-как на базаре, а я, оставшийся один на один в ледяной хватке голода, в руках этого человека, этого иностранца, уютно разместившегося со своей женой в огромном доме. Почему же у нас ничего нет? Почему у них, а не у нас?
В замочную скважину я наблюдал за девушкой, которая усердно мыла пол. Она уходила и приходила, подол платья у нее был подоткнут. Я видел ее красивые белые ляжки. У нее была небольшая, очень красивой формы грудь, которая вздымалась под ее блузкой, когда она наклонялась, чтобы поднять ведро с грязной водой. Голова ее была покрыта белой косынкой в пятнах от хны.
Я несколько раз стукнул в дверь, чтобы привлечь ее внимание. Мне было страшно.
– Открой мне, пожалуйста, открой эту проклятую дверь…
Она слегка заколебалась. Внутренне я сильно настаивал, не произнося при этом ни слова, сгорая от нетерпения поскорее выбраться отсюда, страх не покидал меня.
– Пожалуйста, подойди сюда…
Она приблизилась к двери, вытерла руки, одернула платье и сказала мне, открывая дверь:
– А вот и я! Что тебе надо?
Я был взволнован, в глазах у меня стояли слезы.
– Мать поручила мне стеречь дом от воров. Если она не найдет меня на месте, когда вернется, то изобьет меня.