Год моего рабства - стр. 7
Имперец удовлетворенно кивнул, всем своим видом выражая нетерпение.
Я расстегнула ремешки, стащила туфли и прижала к груди. Камни под голыми ступнями казались ледяными. Я шла босая, чувствуя, как с каждым шагом будто поднимается холод. Каблучки больше не стучали — стучало сердце. Я содрогалась от этих ударов, и все еще не хотела верить, что все происходит наяву.
Казалось, мы шли целую вечность. Мои ступни были в налипшей отвратительной мелкой пыли, ногти посинели от холода. Я мечтала только о том, чтобы опустить ноги в горячую воду, держать до красноты. Наконец, Колот свернул в один из узких коридоров, изрытый нишами дверей, остановился у одной из них. Дверь открылась, и мы вошли в длинное помещение без окон, уставленное рядами кроватей. Кажется, такое место рабовладельцы называют тотусом. Общая комната, в которой живут невольники.
Внутри было несколько остриженных женщин: молодых и не очень. Завидев имперца, все они бросили свои дела, встали и почтительно опустили головы. Колот прищелкнул пальцами, и к нему подошла еще одна в сером платье и неказистой коричневой кофточке, судя по виду, имперка. Тот кивнул на меня:
— Пальмира, размести новенькую. Потом доложишь.
Та поклонилась:
— Слушаюсь, господин Колот.
Имперец бросил на меня последний взгляд и вышел.
Я осталась в тотусе, в звенящей тишине. Подняла голову и поняла, что на меня все смотрели. Но через мгновение женщины занялись своими делами, будто я растворилась в воздухе, а Пальмира тронула мою руку:
— Пойдем.
Я все еще прижимала туфли к груди, стояла босая. Пальмира пошла куда-то вглубь тотуса, слегка повернулась, бросила небрежно:
— Стучали?
Я не сразу поняла.
— Что?
Она остановилась:
— Каблуки стучали?
Я растеряно кивнула.
Она была молодой, гибкой, красивой, фигуристой. Я смотрела ей в затылок, видела закрученную шишкой длинную черную косу. Значит, Пальмира не была рабыней. Свободная имперка. Но платье на ней было рабским, серым. Она указала мне на кровать в углу, под заваленным тряпьем стеллажом:
— Вот, твое место. Запомни, или метку какую сделай.
Я кивнула, так и продолжала растерянно стоять на холодном камне.
— Сядь. Наверняка ноги застыли.
Я кивнула, разжала занемевшие от холода пальцы, поставила туфли на пол и села на кровать. Подтянула к себе колени и начала растирать ступни, надеясь согреть. Пальмира отошла, но скоро вернулась, неся толстое одеяло, сложенное платье и мягкие серые туфли без каблуков, которые положила мне на колени:
— Рабам полагается ходить бесшумно, чтобы никого не раздражать звуками.
Звучало чудовищно, но я услышала в голосе Пальмиры глубоко задавленную грусть. Я посмотрела на ее ноги — на ней были такие же рабские туфли. Тогда почему волосы не обрезаны? Она мало походила на наложницу. Впрочем, откуда мне знать? Мы не держали рабов — не могли себе позволить. Да и не хотели бы. А на большие дома я особо и не засматривалась. Это был совсем другой мир, как другая вселенная.