Год моего рабства - стр. 41
Я почувствовала, как прогнулась кровать, и внутри замерло, как от спуска на скоростном лифте.
— Где ты была? — Финея присела рядом и заглядывала мне в лицо. — Я уже что только не передумала за это время.
Я покачала головой:
— Ничего особенного.
— Ничего? — она не поверила. — Господин Элар не стал бы так беситься из-за «ничего».
Я опустила голову:
— Что-то не понравилось, решили наказать… Заперли.
Едва ли Финея поверила, но откровенничать о лигуре я не собиралась. Да и с чего бы — Финея мне не подруга, не Лирика. Не хочу. По крайней мере, не теперь. Угрозы Кондора сейчас казались призрачными, далекими. В эту минуту волновало другое. Я заглянула в огромные светлые глаза:
— Ты все слышала, да?
Я даже не сомневалась — в гулкой тишине тотуса звуки хорошо расползались.
Финея кивнула, а я едва не зажмурилась, вспомнив ее истерзанное тело.
— Что со мной будет? Отдадут этому выродку, который меня заказал?
Та какое-то время молчала, потом пожала плечами:
— Не знаю. Скорее всего. Но Элар чем-то очень недоволен. Возможно, их планы изменились. Но никогда не знаешь, что лучше, а что хуже.
— А если я не подчинюсь?
Финея покачала головой:
— Это не игры с господами. Элар не потерпит. Даже не пытайся. Не спустят. Накачают седонином, и все равно будет так, как они хотят. Только еще хуже… Оставь себе хотя бы разум.
Финея испуганно вскинула голову и тут же молча вернулась на свою кровать. Рабыня принесла мне еду, а в отдалении уже маячила Пальмира.
Это только на словах казалось, что четыре часа — много. Они пролетели минутами. Мне ничего не оставалось, кроме как терпеть. Присутствие двух рабов-вальдорцев, с которыми я уже успела познакомиться накануне, прибавляло обреченного смирения. Я понимала, что сопротивляться бесполезно — для того Пальмира и таскала их за собой.
Впервые в жизни меня мыли другие люди — две худенькие девочки-норбоннки. Это было неприятно, странно, но я молчала. Причесывали, одевали. Если, конечно, можно назвать одеждой сетку из колец агредина, которой были прикрыты мои бедра. Кажется, большего не полагалось. Я глохла от страха и стыда, покрывалась мурашками, беспрестанно хотела пить, потому что во рту пересыхало. Но воды мне не давали. О да, я могла догадаться, почему. А, может, и не могла…
Я больше ни о чем не спрашивала. Молчала. Пальмира придирчиво оглядела меня, и я увидела в ее руках накидку, какие носят высокородные госпожи, когда хотят скрыть лицо. Но эта была красной. Алая, как мантия Великого Сенатора. Имперка укрыла меня, убрала ткань с лица, показала прорези, в которые нужно продеть руки. Оглядела, поджав губы, удовлетворенно кивнула.