Год моего рабства - стр. 40

— Тебя следует высечь за дерзость. Но не сейчас. Позже…

Он, наконец, отстранился и уткнулся в навигатор. Что-то проматывал на дисплее под аккомпанемент отвратительного высокого писка, удовлетворенно кивнул сам себе. Повернулся к Пальмире:

— Я хочу, чтобы она была готова через четыре часа. Сектор F49.

Имперка с готовностью склонила голову:

— Как прикажет мой господин.

— Отмой ее, как следует. Ты все знаешь.

Она вновь угодливо кивнула.

Элар окинул меня колким взглядом и вышел из тотуса.

16. 16

Мы какое-то время просто молча стояли — я и Пальмира. Я не сводила с нее глаз, подмечая нечто странное во всем облике. Настораживающее. Но я не могла понять, что это. Не могла дать своему ощущению точную характеристику. Я сама подошла к ней:

— Что там? В этом секторе F49?

Она вскинула голову:

— Что?

Пальмира не услышала меня — я поняла это по пустому серому взгляду. Она была в себе, в своих мыслях. Я в первый раз видела ее такой. Хотелось ее толкнуть со всей силы, чтобы привести в чувства.

— Что там будет? В этом секторе F49?

Имперка скользнула по мне равнодушным взглядом, покачала головой:

— Я еще не знаю.

Я схватила ее за руку:

— Врешь ведь. Скажи! Я должна хотя бы понимать! Что там будет?

Она выдернула руку из моей хватки — этот жест уже стал почти привычным:

— Понимать… — Пальмира будто пришла в себя, стала прежней. — Все еще стремишься понимать… Для тебя все различие только в мелочах. Так… или немного иначе… А будет все одно и то же. И вот это ты прекрасно понимаешь, не маленькая. Так зачем вопросы? Зачем ответы? Мне нечем тебя порадовать.

Я сглотнула, стискивая зубы:

— Этот заказчик? Да?

Пальмира пожала плечами:

— Может быть. Но я не знаю. Правда, не знаю. Мы все лишь выполняем приказы.

Я опустила голову — больше сказать было нечего. И отвратительно было осознавать, что имперка права. От того, что я что-то узнаю, моя участь не изменится. От моего желания здесь ничего не зависело. От нежелания — тоже.

Пальмира кивнула в глубину тотуса:

— Иди на свою кровать. Я распоряжусь, чтобы тебя покормили. Надеюсь, сейчас не будешь упорствовать?

Я ничего не ответила. Нет, не буду. От голода леденели конечности, а желудок отдавался резью. Если я кому-то и сделаю хуже, отказавшись от еды — то только себе.

Я побрела в свой угол. Только сейчас заметила, что верийки жались у стены и глазели на меня. Они все видели. Как и Финея, которая закрылась тонким одеялом до самого подбородка. Но какое мне было дело до них до всех? Ни-ка-ко-го… Нужно думать о себе.

Я опустилась на свою кровать, поджала ноги, пытаясь согреться, набросила на плечи одеяло. Смотрела в одну точку, раскачиваясь вперед-назад. Хотелось проснуться. Потрясти головой. Этот день казался безумной фантасмагорией. День… Я даже усмехнулась сама себе. День ли? Отрезок времени, который я принимала за день. И яркое солнце, бившее в стекло оранжереи ни о чем не говорило. Оно могло быть искусственным. Сейчас и вовсе казалось, что сад привиделся. Сад — слишком хорошо для этого ужасного места. Тем более сад, в котором цветет эуления.