Год моего рабства - стр. 17
Мысль о том, что меня заказали, не давала покоя. Кто? Этот вопрос бился в голове, как закрытая в банке муха. Кто?
Я жила скромно и тихо. Утром уходила на работу, возвращалась поздно. У меня даже не было подруг, с которыми можно было бы продавать глаза в торговых галереях или околачиваться в хрустальных садах, глазея на высокородных. Мне это было не интересно. Я дружила лишь с Лирикой — такой же работницей оранжерей. Но все наше общение начиналось и заканчивалось лишь в их стенах. В последнее время мы только и говорили, что о лигурской абровене, которую, наконец, удалось культивировать вне Лигур-Аас. Тряслись над маленькими нежными кустиками и, как дети, радовались каждому новому цветку. Желтые, с длинными изогнутыми лепестками и толстым пестиком. А запах…
Но сейчас любые ассоциации с Лигур-Аас внушали вселенский ужас и стыд, потому что память вновь и вновь подсовывала темное лицо с холодными зелеными глазами. В уши вползали слова, брошенные перед тем, как Кондор ушел. Можно ли им верить? Что-то внутри подло подсказывало, что они не были ложью. Но лигур — не заказчик. Кому я могла понадобиться настолько, чтобы устроить весь этот подлый кошмар?
Высокородные приходили в оранжереи. Не редко и не часто. Просто приходили полюбоваться цветами. С женами, дочерьми, рабами. Это было совершенно естественно и не вызывало особого ажиотажа. Единственное — при подобных визитах полагалось обязательно вручать маленькие букетики из редких цветов. Мы с Лирикой часто преподносили их лично, потому что нас считали самыми миловидными из работниц. Управитель полагал, что на нас господам будет приятнее смотреть.
Лирика обычно ликовала. У нее просто крышу сносило от высокородных мужчин. Она лезла из кожи вон и изо всех сил старалась понравиться. Знаю, на что она надеялась — однажды стать любовницей одного из них. И устроиться, припеваючи, на всю оставшуюся жизнь. Но как же это было глупо! Я неоднократно пыталась спустить ее с небес на землю, но она лелеяла эту нелепую мечту, как самое драгоценное сокровище. А мне было смешно. Говорят, такое даже бывало, но я склонялась к мысли, что эти россказни распускают такие, как Лирика, те, кто хочет выдать желаемое за действительное. Какой резон высокородному, пусть даже из самой дальней ветви дома, связываться с простой свободной имперкой? Когда их дворцы полны наложниц на любой вкус.
У Лирики даже был секретный бумажный блокнотик, который она постоянно таскала в кармане, как великую ценность, и старательно вписывала при случае все мелочи и глупости. Кто приходил, чем приглянулся, и, особенно, как смотрел или улыбался. Если ей удавалось перехватить заинтересованный взгляд, имя этого высокородного обводилось в старательную рамочку с корявыми узорами. Рисовала Лирика так себе. Нет, она не была тупицей — просто очень любила мечтать. В конце концов, что плохого в мечтах? Пусть даже и глупых, если они делают человека чуть-чуть счастливее.