Гилофобия - стр. 43

Если бы во сне было больше логики, то я уверовала бы, что этот мир настоящий, а не тот. И тогда… Я не представляла, как это было бы ужасно. Получилось бы, что настоящее отвратительно. А вот мир, где у меня есть брат, – благополучный сон.

Я отгоняла эти мысли. Ну нет. Феликс существовал. А если нет, то не надо мне никаких реальностей. Мрачное настроение разрушил свист. Я напугалась, а потом поняла, что это тот же напев, которым меня когда-то приманили к реке. Я никогда не пробовала свистеть, но вдруг ощутила острое желание научиться. Не кричать же. Хотя и звуками, которые я производила в попытках свистеть, можно было привлечь опасность.

Когда я ответила достаточно громко, чужая песня затихла. В лесу повисла тишина. Ни шороха. Я пожалела об изданных звуках моментально. В случае неудачи я не убегу. Какая же дура. Страх находиться в одиночестве настолько въелся в меня, что я действовала, не задумываясь о последствиях. Раньше просто некого было звать.

Я прикрыла глаза. Точно умру сегодня. Поделом мне. За тупость, нытье и трусость.

Ужасно замерзла. А холодная земля, как назло, ассоциировалась с могилой, которую совсем недавно удалось увидеть. Психолог говорила о чем-то подобном. Что сны – игра подсознания. Я задумалась, не навеян ли этот сон недавними похоронами.

Вблизи раздался шорох. Я в ужасе распахнула глаза. Рядом с моим носом был чужой. От неожиданности отклонилась. Затылком стукнулась о дерево. Ойкнула.

Острозубик перестал улыбаться и присел на корточки у моих ног. Те ему не нравились, судя по тому, как он хмурился.

Я терла шишку на затылке в надежде, что это уменьшит ее. Но она росла. Однако даже синяк не убавлял радости, что я теперь не одна. Еще бы этот кто-то не тыкал пальцем в мои раны!

Я треснула его по руке. Острозубик отскочил. Видимо, тоже не ожидал от меня подобной реакции. Я опомнилась и промямлила:

– Больно же.

Он не ответил, пару секунд молча смотрел, затем подполз. Наверное решил, что опасность в виде физической расправы миновала. От его испуга я растеряла всю воинственность. Уже решила, что все наладилось, как парень наклонился к бинтам. Еще ноги мне не нюхали. Я тяжело вздохнула, злилась на свою наивность, что передо мной человек. Его действия кричали об обратном. Я не покраснела, начала привыкать.

Острозубик покружился рядом с моими ногами. Еще раз попытался их потрогать. Пришлось немного размотать бинт, чтобы показать, чем таким необычным я пахну. Он-то с его привычкой пользоваться вместо слов слухом и нюхом, явно учуял запах паленой человечины.

Обожженная кожа произвела на него впечатление. Он, наконец, сел и уставился на раны так, будто те никогда не заживут и со мной этот недуг навсегда.