Герцог и я - стр. 47
– До этого старика, – продолжала Дафна, – уж если вам так интересно… До него было еще двое, тоже малосимпатичных… А перед ними…
Он перебил ее прямым вопросом, не принятым в подобном обществе:
– А сами вы хотите вступить в брак?
– Конечно. – В ее голосе звучало удивление. – Кто же этого не хочет?
– Я.
Она снисходительно усмехнулась:
– Вам так кажется. Это у вас пройдет. Большинство мужчин поначалу воображают, что они не хотят.
– Ничего подобного, – запальчиво сказал он. – Я никогда этого не сделаю.
Она внимательно посмотрела на него. Что-то в его тоне и выражении лица говорило ей, что он совершенно искренен.
– А как же ваш новый титул? – спросила она. Он пожал плечами:
– Что с ним такое?
– Как что? Если вы не женитесь и у вас не появится наследник, титул угаснет вместе с родом. Или перейдет к какому-нибудь противному кузену.
В его глазах появились искорки смеха. Таким он ей нравился больше.
– Откуда вы знаете, что все мои кузены противные?
Ее лицо тоже оживилось улыбкой.
– Все двоюродные, да еще претендующие на титул, бывают препротивными. Разве вы не знаете такого правила?
– Ваши слова еще раз свидетельствуют о том, что вы досконально изучили мужчин, – с преувеличенным восхищением произнес он.
Она победоносно взглянула на него:
– А раньше вы мне не верили.
Саймон вновь сделался серьезным и замолчал.
– Это стоит того? – потом спросил он.
– Что стоит чего?
Он на мгновение отпустил ее руку и махнул в сторону толпы гостей:
– Все это. Бесконечный парад тщеславий и честолюбий. Пребывание матери в роли сторожа за спиной.
Дафна фыркнула:
– Не думаю, что мама пришла бы в восторг от этого сравнения. – И, сразу сделавшись серьезной, задумчиво добавила:
– Да, думаю, это стоит того, выражаясь вашим языком. Потому что все это называется жизнью.
Она замолчала, и он подумал, что больше ничего не услышит на эту тему, но она заговорила снова, глядя ему прямо в лицо большими потемневшими глазами:
– Я хочу мужа. Хочу семью. И если подумать, то мое желание не так уж глупо и безрассудно. Я четвертая в се,мье из восьмерых детей, почти ничего не знаю и не видела, кроме нашего дома, сестер, братьев, и не представляю существования вне их окружения.
Саймон не сводил с нее глаз, а в голове звучал тревожный сигнал-предупреждение: ты хочешь ее, ты готов пойти на любую глупость, чтобы в конце концов овладеть ею, но ты не должен, не смеешь этого делать. Даже пытаться. Даже думать об этом. Не смеешь нарушать ее душевный покой, разбивать хрупкие стены мира, в котором живет ее душа. Ведь тем самым ты и себя выведешь из равновесия, пускай призрачного, и не сможешь уже никогда обрести успокоения.