Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - стр. 12
Родители не настаивали на покаянии мальчика. Безболезненно поменявшие православие на протестантство, они не препятствовали постепенному отходу сына от религии. Проявленная ими терпимость к поступку сына не осталась без ответа: Георгий всегда уважал чувства матери, до конца жизни оставшейся глубоко верующим человеком.
А христианские праведники вскоре были вытеснены из круга его интересов. Их место заняли колоритные фигуры национальных героев. Христо Ботев, Стефан Караджа, Басил Левский, Георгий Раковский, Любен Каравелов… Мужественные воеводы, будители народа и поэты, они в то время ещё не стали хрестоматийными образами и памятниками, ещё живы были их соратники, участники недавних битв, которые рассказывали о своих великих современниках как о близких людях.
По воспоминаниям Магдалины, однажды после традиционного обхода соседей с новогодними поздравлениями Гошо купил на собранные монетки не сласти, а книжку о Василе Левеком. Тут же прочитал её и объявил матери, что будет вечером читать книгу вслух всей семье. И в первый же вечер, когда семья смогла собраться у очага, начал своё первое в жизни публичное выступление.
Он читал, как Дьякон[4] ездил по городам и сёлам порабощенной родины и создавал комитеты, которые должны были стать опорными пунктами будущего восстания. Отчаянно смелый и ловкий человек, он не раз обманывал турецких соглядатаев, но не уберёгся от подлости соотечественника-единоверца. На суде Дьякон держался так, как и подобает настоящему герою, народному защитнику. Бесстрашно взошёл на эшафот, сооружённый в центре Софии, и вот палач накинул ему на шею петлю…
В этом месте голос мальчика задрожал. Казалось, он готов был расплакаться, но вдруг отложил книгу и произнёс: «И я смог бы, как он… Пусть бы повесили!» Мать вздрогнула: «Не говори так, сынок», но мальчик упрямо повторял: «Смог бы, смог! Пусть повесят!..»
Наверное, было бы преждевременно делать из этого эпизода далеко идущие выводы, но запомним, как глубоко тронула детскую душу готовность Левского без колебаний пожертвовать собой во имя торжества дела, которому он служил.
На испытаниях по окончании четвёртого отделения школы Гошо получил отличные, очень хорошие и хорошие оценки (по принятой в Болгарии шестибалльной системе). Нарядное свидетельство отец прочитал вслух от первой и до последней строчки: «Закон Божий – „отлично[5]>4, – медленно произносил он, поглядывая на сына. – Гражданское чтение и пересказ – „хорошо“. Отечественная история – „очень хорошо“. Естествознание – „хорошо“. Счёт – „хорошо“. Письмо – „хорошо“… София, 29 июня 1892 года. Молодец! Теперь пойдёшь в гимназию. А следом за тобой Лина, Николчо, Любчо и Коце. Пока хватит сил, буду работать, чтобы выучить всех, чтобы стали вы врачами, учителями. А может, адвокатами».