Где я - стр. 17
Жюст приближается. Сейчас, наверное, полночь, он шепчет: «Ну, давай, пошли».
Берет меня за руку, увлекает наружу и бросает в плотный, затвердевший от мороза снег. Мне хорошо, так хорошо в объятиях Жюста. Он задирает кверху одежду на моем торсе и катается со мной по сугробу. На моем животе белеет снег. Должно быть, это прекрасно, но почти ничего не видно, потому что вокруг кромешная ночь. Только нашим теням и перепутанным следам удается творить невероятные рисунки.
На заре меня ласкает проникающее сквозь ставни солнце. Я заснула прямо на жестком полу, там, куда мы недавно рухнули. У меня ломит спину, саднит кожу, на ней следы наших ночных забав. С еще закрытыми глазами думаю об этом чуде: во мне оживает жизнь, снова расточает чувства и желания, снова вписывает в мой личный словарь некоторые выброшенные из него слова.
В полусне я принимаю решения. Надо попытаться читать, «Однорукого боксера», например, как только Жюст его закончит. Пользоваться зеркалом и ухаживать за собой, каждый день, и не только с заранее просчитанными целями. Оценить свое счастье и снова задуматься о существовании бога.
Мои руки ищут на ощупь Жюста: напрасно. Неужели он предпочел удобство матраса? Дохожу до спальни: пусто. Я зову, открываю двери одну за другой, обшариваю второй этаж, потом остаток шале, кухню, гостиную, подвал. Жюста нигде нет. Мой мозг тотчас же поднимает тревогу. Я злюсь на себя за то, что так быстро потеряла голову, и все же это сильнее меня: Жюст сильнее меня, его отсутствие сильнее меня. Теряюсь в ужасных предположениях, потому что иначе что же другое?
Мне трудно дышать, но тут замечаю короткую записку на входной двери: «Ушел кататься». Жюст ушел кататься. Кататься. Одна, две, три, четыре… горстка нелепых букв. Я оседаю по стенке. Колени подгибаются к животу, дрожат, как дрожит все мое уничтоженное существо.
У нас всего три дня, а он ушел кататься.
Я закрываю глаза и жду его в темноте.
– Ведь мы надеялись, что это будет великолепно! – негодует Жюст. – Три великолепных дня. Все условия соблюдены. Превосходный снег, постоянное солнце и это потрясающее шале. Ты только представь на минутку, во сколько бы такое обошлось, если его снимать!
Я пытаюсь объяснить: Жюст, у нас же всего три дня. Он ничего не хочет слышать.
– Три дня в горах, чтобы сидеть взаперти – ты на это надеялась?
Он кричит, и каждый из звуков, которые он издает, распинает и убивает меня.
– Такие шикарные выходные с неба кучами не сыплются, дорогая Аньес. С каких это пор катание на лыжах противопоказано молодым влюбленным парочкам? Они что, должны жить отшельниками? Предупреди меня в таком случае, предупреди, потому что, видишь ли, дорогая Аньес, до этого момента я думал насладиться жизнью. А на самом деле какая у нас программа? Стоило мне высунуть нос наружу, как Аньес принимает трагический вид, кривится и закатывает мне истерику!