Физрук: назад в СССР - стр. 25
– Василий Иванович Чапаев! – выкрикнул один из них, самый рослый, с круглым и плоским, как непропеченный блин, лицом.
И вся кодла заржала, как табун. Ладно, жеребцы, вы у меня сейчас попляшете.
– Чапаев, выйти из строя! – скомандовал я. – Смирно!
Кривляясь, тот вышел на два шага вперед, вызвав новую волну хохота.
– Упор лежа принять! Отжаться тридцать раз. Выполнять!
К сожалению, моему молодому голосу не хватило грубости, связки-то не прокурены, и жизнью не закаленные. На высоких тонах он норовил сорваться на фальцет и когда дал петуха, класс снова заржал. А «Чапаев» и не думал отжиматься. Он возился на полу, приподнимая то голову, то зад – еще больше веселя всю эту малолетнюю гопоту. Комик, блин.
Пацаны реально приняли за молоденького учителя, но я ж не такой… Ноги сами понесли к строю сорванцов, а левая рука сама надавала подзатыльников самым ярым хохотунчикам. Правую не стал использовать, тяжелая она у меня, что в той, что в этой жизни. Мой непедагогический приемчик сработал лучше всяких убеждений и нравоучений. Класс вмиг затих, а я направился к лежащему на полу «Чапаеву». Настал его черед. В это время кто-то швырнул мне в спину мяч. Пацаны снова заржали. Смеялись уже те, кто не огреб подзатыльников. Ну, ничего, подзатыльников мне не жалко. На всех хватит. Я поднял с пола «Чапаева» прямо за ухо, и уже готов был снова наводить репрессии, но общий гвалт вдруг перекрыл высокий, пронзительный голос, напоминающий визг циркулярки.
– Это что еще за безобразие!
Все эти второгодники мгновенно заткнулись. Даже «Чапаев» вытянулся в струнку – могёт, значит! Я отпустил его ухо и, поморщившись, оглянулся. Мои худшие предположения оправдались. Так и есть – в спортзал вползла Эвелина Ардалионовна. Она прошествовала на середину, стуча каблуками под доскам пола, размеченного под баскетбольную площадку. И каждый стук отзывался в моей нижней челюсти, как жужжание бормашины. Она поравнялась со мною и протянула плоскую то ли тетрадь, то ли книгу большого формата. Я взял ее, ощущая шершавость картонной обложки, не зная, какую еще подлянку мне уготовила судьба.
– Вы не взяли классный журнал, Александр Сергеевич! – укоризненно произнесла завучиха, развернулась и постучала каблуками к выходу.
Удивительно, но гробовая тишина сохранилась и после того, как за Шапокляк закрылась дверь. Я машинально раскрыл журнал. И первым делом увидел список фамилий учеников восьмого «Г». "Гэ" оно и есть "гэ"… И вдруг меня осенило. Я понял, что Ардалионовна вручила мне оружие. Всякий урок начинается с переклички. Шурик Данилов, как отличник, наверняка знал это назубок, а вот я нет. Эти оторвы поняли, что я не знаю ни их имен, ни «заслуг» и попытались надо мною куражиться. Сейчас им придется туго. Я повел пальцем по списку, хотя понятно, что начинать надо с буквы «А».