Философы от мира сего - стр. 16
Экономистам было бы нечем заняться в течение еще нескольких столетий – до тех пор, пока огромный самодостаточный и самовоспроизводящийся мир не изверг из себя суетливый, неугомонный и открытый для всех мир XVIII века. Возможно, «изверг» – слишком сильное слово, потому как трансформация заняла несколько сотен лет, а не произошла в результате одного яростного толчка. Но это изменение, как бы долго оно ни протекало, не было мирной эволюцией. Бившееся в агонии общество сотрясала революция.
Одна только коммерциализация земли, в результате которой основой претензии на участки стало не место в социальной иерархии, а готовность заплатить, не могла не подорвать крепко укоренившийся феодальный образ жизни. Вне зависимости от того, насколько жестоко они эксплуатировались своими хозяевами, превращение де-факто несвободных подмастерьев и сервов в «рабочих» означало создание класса запуганных и растерянных людей – пролетариев. Чтобы цеховые мастера стали капиталистами, нужно было преподать законы джунглей вчерашним хлебопашцам.
Ни один из описанных процессов нельзя было назвать мирным. Никто не хотел подобной коммерциализации жизни. Чтобы получить хотя бы примерное представление о силе сопротивления этим переменам, мы совершим заключительное путешествие – на сей раз во времена экономической революции.
Мы снова во Франции, на дворе 1666 год.[12]
Капиталисты ломают голову над тем, как противостоять важнейшему последствию все расширяющего свое влияние рыночного механизма – непрерывному изменению.
В какой-то момент возник вопрос, позволительно ли мастеру ткацкого цеха вносить усовершенствования в процесс производства. Вердикт был следующим: «Если ткач желает изготовить материю по своему методу, он не может немедленно начать производство, но обязан получить разрешение на использование необходимого ему количества нитей определенной длины от городских судей, которые огласят свое решение лишь после того, как выскажутся четыре старейших купца и четыре старейших ткача из его цеха». Можно только догадываться, сколько мастеров решались предложить свои улучшения.
Вскоре после того как «ткацкий вопрос» был решен, возмущение вспыхнуло в рядах производителей пуговиц; их ярость вызвал тот факт, что портные начали делать пуговицы из ткани – неслыханная наглость! Новшество, способное нанести урон давно существующей отрасли, вызвало праведный гнев властей, и изготовители тряпочных пуговиц были оштрафованы. Но для пуговичной гильдии этого было мало. Они потребовали права на обыск домов и гардеробов, а также штрафов и даже арестов тех, кто будет уличен в ношении предосудительных изделий.