Философы от мира сего - стр. 15

Недостаточно продаваемым был и труд. Когда сегодня мы говорим о рынке труда, то подразумеваем огромное количество индивидов, предлагающих свои услуги тому, кто заплатит больше остальных. В докапиталистическом мире подобного рынка просто-напросто не существовало. Конечно, и тогда была масса выполнявших определенную работу сервов и ремесленников, но большая часть этих трудовых ресурсов не являлась предметом купли или продажи. Жизнь крестьян была неразрывно связана с поместьем их хозяина; они пекли хлеб в хозяйской печи и мололи муку на его мельнице, возделывали его угодья и служили ему на войне, но редко когда вознаграждались за свои услуги – то были их обязанности как сервов, а не свободно продаваемый «труд». В городе подмастерье поступал в обучение к мастеру, и практически всё: продолжительность обучения, число подмастерьев, количество рабочих часов и уровень платы, а также непосредственные методы работы – определялось цехом. Слуга и хозяин почти не торговались, за исключением тех редких случаев, когда условия ухудшались настолько, что провоцировали волнения. Все это походило на рынок труда ничуть не больше, чем картина, наблюдаемая при приеме медсестер на работу в больнице. С капиталом почти та же история. Безусловно, капитал как богатство отдельных лиц существовал до прихода капитализма. Свободные средства имелись – не было достаточно сильного стимула использовать их по-новому и гораздо агрессивнее. Риск и нововведения были не в почете, девиз звучал так: «Безопасность прежде всего». Способ производства, требовавший значительных трудозатрат и времени, предпочитался более быстрому и эффективному. Реклама была запрещена, и сама мысль о том, что один цеховой мастер может производить конкретный продукт качественнее, чем его коллеги, считалась предательской. Стоило массовому производству текстиля в Англии XVI века поднять свою уродливую голову, как цеха направили королю протест. В результате «чудная мастерская», якобы состоявшая из двух сотен ткацких станков и имевшая своих мясников с пекарями, обслуживавших основную рабочую силу, была объявлена его величеством вне закона: подобная эффективность и концентрация капитала могли создать опасный прецедент.

Тот факт, что средневековый мир не породил рыночную систему, легко объясним: населявшие его люди не могли даже представить себе абстрактных элементов производственного процесса. В отсутствие земли, труда и капитала Средние века были вынуждены обходиться и без рынка; без рынка же (оставим в стороне живописные ярмарки и базары) развитие общества определялось волей местных царьков и традициями. Производство чахло или росло в зависимости от приказов землевладельцев. Если таких приказов не было, жизнь шла в соответствии с обычаем. Живи Адам Смит в XIV веке, он вряд ли почувствовал бы необходимость создания теории политической экономии. В том, что держало средневековое общество на плаву, нет никакой загадки; внешний вид и устройство этого механизма не были тайной за семью печатями. Этика и политика? Безусловно. Очень многие аспекты отношений мелких землевладельцев и крупных, а также последних и королей могли быть изучены и объяснены. Точно так же налицо был конфликт между учением церкви и мятежными устремлениями торгового сословия. Но к чему здесь экономика? Ни к чему. Кого могли заботить абстрактные законы спроса и предложения, издержки или ценность, если абсолютно все правила функционирования мира содержались в законах о земле, принятых финансовых правилах и церковных установлениях вместе с общепринятыми обычаями того времени? Адам Смит мог стать великим моралистом позднего Средневековья, но ни в коем случае не великим экономистом – ему было бы просто нечего делать.