Фавн на берегу Томи - стр. 30
Все тот же доктор Корвин, очень довольный состоянием пациента, постучал по учителю молоточком, сделал укол, и Дмитрий Борисович вновь почувствовал себя так же хорошо, как ночью.
– Эти уколы спасли вам жизнь, но считаю своим долгом предупредить, что препарат новый, – заметил доктор, – возможны побочные реакции: галлюцинации, внезапные головные боли, перепады настроения, повышенная возбудимость. Но как говорится: medicus curat, natura sanat. – Врач лечит, природа излечивает.
«Шарлатан, – подумалось Бакчарову. – Ох уж эта мне латынь».
Корвин ушел, и вскоре учителю показалось, что болезнь отступила. Вечер стал таинственным и спокойным, а день визитов вспоминался как пройденный адский круг.
2
Бакчаров ума не мог приложить, какого черта губернатору пришло в голову дать званый обед в честь его выздоровления. Неблагодарным выглядеть он постеснялся и дал свое согласие на бал. Так как скрыться от этого события не представлялось возможным, бежать было некуда, он принял решение как можно дальше спрятаться хотя бы от масштабных приготовлений пришедшего в движение губернаторского особняка.
Сам дом стоял на углу Набережной и Благовещенской улиц и принадлежал семье купцов Королевых. Представлял собой двухэтажное каменное здание, каких большинство на Арбате в Москве. У парадного хода дежурил швейцар в пальто с лисьим воротником и фуражке. Из фойе в смежные залы для приемов вела широкая парадная лестница. В гостиной и столовой было собрано много редких и дорогих вещей. Благодаря фисташковым гардинам, зеркальным бликам на крышке рояля, аквариуму, оливковой мебели и тропическим растениям первый этаж производил впечатление гнезда колониальной аристократии. Здесь сибаритствовали, вечно дрыхли на диванах, грызли мебель и кидались с визгливым лаем в прихожую, радостно встречая вельможных гостей, две худущие, кудрявые и горбатые, как мостики, русские борзые. Под залами был жилой, кипящий жизнью подвал, где размещались кухни, комнатки для прислуги и различные хозяйственные помещения. Второй этаж со спальнями, классной комнатой, кабинетом и библиотекой был для жилья. В мезонине располагались две гостевые комнаты, в одной из них и был поселен бедолага учитель. И ему, без сомнения, была отведена самая просторная гостевая, так как некогда она являлась будуаром покойной супруги губернатора.
Эта угловая комната, несмотря на свои четыре окна, была темновата. Ее загромождали гардероб, комод, книги, сундуки, шкатулки, ковры и гравюры. Кроме того, на стенах были две батальные картины, на одной из которых – неприятно-пухлый Наполеон в белых лосинах, и еще портреты государей от Павла I до Александра III. Двойные оконные рамы были уже заклеены на зиму. В два окна, между которыми стояла кровать, короткая улица Набережная была видна вся как на ладони. Она оканчивалась деревянным мостом и за ним превращалась в уходящую вдаль прямую Магистратскую улицу, застроенную разнокалиберными каменными домами, пестревшую ржавыми крышами и блеклыми рекламными вывесками.