Фавн на берегу Томи - стр. 18

– Христос с вами! Не слыхали? Не слыхали про таежного демона? Анделы в Китаях, тады на шо Москве уши?

Отмахнувшись от разговоров, Борода сам подкрепился сальцем, выпил две кружки водки, достал откуда-то балалайку и начал лихо бренчать на ней народную музыку.

Ямщик Борода пел до тех пор, пока Бакчаров не завалился в угол и не уснул там же, на лавке под иконами.

Сам ямщик почти и не спал. Только дремал немного на лавке рядом с Бакчаровым. Дед сладостно чмокал губами, вздрагивал, просыпался и, широко открыв глаза, пугливо крестил грудь:

– О Господи… ох ты, Боже…

Негодуя, плевал на пол и жаловался:

– Задремлю, а мене пес лижеть… большущий пес, больше Райки, и прямо в губы… К чему энто?

Бакчаров выглянул из-под тяжелой овчины и понял, что они снова в пути. Ночь была удивительно ясная. Учитель чувствовал себя очень скверно. Все тело его немело, а голова невольно тряслась. Их путь лежал по широкому темному простору. Мимо то и дело одинокими пучками проплывали почти облетевшие кустарники. Они призрачно вырастали в поле, как расставленные кем-то дозорные. Дмитрий не сразу понял, проснулся он или сны все еще морочат его. Ветер гудел в ушах, земля со скрипом и стуком уползала в темноту. Толком ничего не было видно. Светили только самые яркие звезды. Да и те едва. Далекие громады гор больше чувствовались, чем виделись. Словно самая могучая из них, покачивалась над Бакчаровым согнутая спина Бороды.

Бакчарова проняла дрожь, ветер завыл грозно и зловеще. Он поежился и получше укутался.

– С вашим братом свяжешься, только кобылу застудишь, – тихо сам себе то и дело повторял ямщик, причитая добрым, беззлобным голосом.

Ветер свистел по-разбойничьи, казалось, вот-вот начнется сырая метель. Не имея возможности писать во время пути, учитель всю дорогу час за часом слагал стихи из своих впечатлений о путешествии. Слагал, и тут же они терялись во мгле затуманенного болезнью рассудка.