Фавн на берегу Томи - стр. 20
– Где я? – первым делом спросил Бакчаров, едва его перестало знобить.
– В райских водах реки Томи, ваше благородие, – рассмеялись окружившие его светлые существа с чистыми бездонными глазами, освещенными изнутри.
– Кто же тогда вы? – простонал учитель.
– Жители славного города на Томи, – так же весело признались существа.
– Томска что ль? – не поверил своим ушам учитель.
И собеседники его в ответ снова засмеялись.
«Вот те на, – с безотчетной радостью подумал Бакчаров, разглядывая с любопытством своих спасителей. – Мы же о сибиряках-то ничего и не знаем, оказывается!»
– А как это так получилось-то, братцы? – спросил Бакчаров, все более радуясь происходящему.
– Вы все исполнили, Дмитрий Борисович: жизнь свою отдали за людей, крест свой, так сказать, до конца пронесли, вот и притекли в светлую гавань к тихому пристанищу томскому.
Бакчаров задумался, и ему вдруг стало понятно, что он во сне – страшноватом и в то же время вовсе не жутком, а скорее восхитительном. Ему стало грустно и тут же захотелось заплакать, как в детстве, навзрыд.
– Вы, Дмитрий Борисович, ложитесь поспать, – предложили ему томские спасители, – а как проснетесь, будем уже в чертогах кремля сибирского.
Бакчаров послушно завалился на мягкую постель. Горячий напиток так согрел, что его даже пробил жар и действительно захотелось, ни о чем не думая, подремать.
– А как же все остальные, они ведь о сем дивном месте не ведают? – спросил, уже засыпая, Дмитрий Борисович.
– Не беспокойтесь о них. О себе радуйтесь. Теперь вы, словом, один из нас, гражданином томским являетесь, – ответил ему ласковый голос. – Отныне сможете парить над миром живых и мертвых, встречаться с дорогими вам людьми и помогать им во всех путях их. Но сейчас, после всего, вам лучше поспать.
– Вы правы, – засыпая, согласился учитель, глаза у которого так и смыкались, и почувствовал, как его с головой накрывают теплым одеялом. – Как же вы все-таки правы.
Борода пропустил последнее пробуждение ясной мысли Бакчарова. Тогда учитель проснулся ночью в очередной крестьянской избе, лежа, как покойник, на лавке. Борода как обычно дремал рядышком, завалившись в угол, сладостно чмокал губами, вздрагивал, просыпался и, широко открыв глаза, бормотал:
– Ох ты господи, кобыла простужена. Али сглаз энто? Боже ж мой, яким бабка отваром ее отпаивала… – и, не замечая пробуждения учителя, засыпал вновь.
После той ночи учитель больше не приходил в себя, бредил с открытыми глазами и никак не хотел очухаться. Днями и ночами ямщик нещадно гнал свою лошадь, чтобы учитель не помер в пути. Борода имел путевые деньги от Бакчарова и расписку, подкрепленную государственной печатью о выплате ямщику всей суммы по прибытии в пункт назначения. Если бы хворый наемщик помер, мужику пришлось бы закопать бедолагу в лесу, и все труды оказались бы напрасны. Зимовать с учителем в деревне у ямщика не было ни средств, ни желания. Нужно было продвигаться на восток. И они мчались, пока однажды в сумерках в чистом поле Рая не издала страшный хрипящий вопль и не рухнула замертво.