Есенин - стр. 27
– Да! Прошу тебя. Сережа, – то, что ты мне сейчас говорил, – заторопилась она, – все правда. Правда! Но не говори это у Блюмкина! – Она соскочила с кровати, подошла к Есенину и, преданно глядя на него своими зелеными глазами, положила ему руки на плечо. – Неужели не чувствуешь, что вокруг и над тобой тучи сгущаются? И умоляю, не пей много, а то контроль над собой потеряешь. Дай слово, Сережа!
– Обещаю! – обнял он Галю.
Она с готовностью потянулась к нему влажными губами, но Есенин, прижав ее к себе, поцеловал в щеку. Скрипнула дверь чуланчика. Есенин отстранился от Гали и смущенно закашлял.
– А я ничего не видела! – сказала вошедшая Катя, хитро прищурившись. – Как вам мой наряд? – добавила она, вертясь перед зеркалом. – Как шляпка?
– Как корове седло, – осадил ее Есенин. – Сними и не фасонь! Ну, поехали, а то неудобно, люди ждут…
Гостиница «Савой» встретила приехавших своей былой роскошью. Катя восторженно оглядывала парадную лестницу, горящие канделябры, гладила мраморные перила, придирчиво поглядывала на себя, проходя мимо многочисленных зеркал. Есенин, видя ее восторг, хмурился. Он любил свою сестру. Кровное чувство у Есенина было очень сильно, он знал, что они с Катькой во многом похожи друг на друга, как близнецы, которые воспринимают мир и чувствуют почти одинаково… Но он четко осознавал свои недостатки и страшно боялся, как бы она не наделала ошибок, которые легко прощаются мужчинам и не прощаются женщине. «Ей уже двадцать лет, а она никак не может понять, что деньги я зарабатываю потом и кровью. А у нее женихи на уме да наряды. Учится небрежно, кое-как. На Приблудного хвост подняла. Вертихвостка! Нашла сокровище! По мне, Наседкин надежнее. И любит, видно, без памяти дурищу», – размышлял Есенин, широко шагая по коридорам, поглядывая на таблички на дверях номеров.
Забежавшая вперед Катя остановилась.
– Сюда! Вот сто тридцать шестой номер. Наверное, здесь, – сказала она, прислушиваясь к шумным голосам и бренчанию гитары, доносящимся из-за двери.
В номере за столом, уставленным бутылками с закуской, читал свои стихи Мариенгоф. Напротив поэты Наседкин с Ганиным, делая вид, что внимательно его слушают, сосредоточенно что-то жевали. Развалясь на диване между двух девиц, поэт Кусиков приятным баритоном пел свою «Отраду». Девицы покачивались в такт мелодии, изредка прихлебывая вино из бокалов, глубоко затягивались папиросами, вызывающе касаясь певца своим бюстом – пытались обратить на себя его внимание.
Пир был в самом разгаре, наступил тот самый момент, когда все говорят и никто никого не слушает. Изрядно пьяный Блюмкин, в красном халате, держа поэта Мандельштама за ворот пиджака и крутя трубкой перед его носом, куражился: