Эрон - стр. 39

– Хочешь, я уйду с тобой? – обратилась к Побиску Вера Волкова без всякой надежды задеть золотую команду.

– Стенда! – рявкнул Карабан.

Стенда – эрекция.

Авшаров держался молодцом, только сопел и посасывал чай. И молчал.

Филипп побелел – это был бунт.

– Кочумай, Верунь, давно пора, – меланхолично бросила Магда, ласково обнимая любимца. Огромный дог, заляпанный пегим, чувствуя накал страстей, то и дело рычал на Побиска, слегка обнажая клыки, и подрагивал лайковой кожей. Магда сидела рядом с псом на ковре и держалась рукой за ошейник. Ева ошеломленно перебегала взглядом с одного лица на другое – куда подевался отлаженный до блеска тон касательного общения? – их лица дышали неподдельными чувствами: Магда превратилась в брезгливую фурию, в глазах у Верки сверкали пьяные слезы, а губы тряслись жалкой ниточкой, она решилась уйти, а значит, признала свое поражение, Лилит явно открещивалась от Ильи, ее слабость к Филиппу уже нельзя было скрыть, только сам чудовище лоска Билунов оставался прежним пай-дьяволом, и стиснутый рот сургучной каиновой печатью краснел на лице.

– Ха-ха-ха, – вдруг рассмеялся он внезапным смехом, – помните, как это делалось у Чаплина? В «Пилигриме»?

Никто не понял вопроса.

Смеясь, он подхватил раскрытую коробку с тортом и резко, но аккуратно вдавил мягкий бисквитный квадрат в лицо Побиска.

– С днем рождения.

– Ринг! – заорал Карабан.

Ринг – веревочка вокруг головы.

Побиск вскочил, стакан с блюдечком слетели с его колен на пол.

Лилит успела подумать, стоит ли влепить Филиппу пощечину или это будет уж чересчур и тот никогда не простит… но это сделала Ева.

Лилит увлеклась Филиппом как-то помимо воли и против шерсти, поначалу ее целью был желторотый наглец Илья, которого можно было легко подчинить себе. Несмотря на весь свой апломб, он был вполне управляем, зависим от ее настроений и уязвим. Можно держать на коротком поводке. Лилит еще не решила, что же все-таки с ним делать, тут было важно в первую очередь доказать собственной матери, но особенно Ирме, что она сама без снисходительной помощи способна войти в круг золотой молодежи, наперекор всем блудливым пророчествам Ирмы и ее советам искать партию среди пятидесятилетних хрычей. О, у нее была минута скрытого торжества, когда она в новой компании пересеклась с ее дочерью Зайкой в ночном валютном ресторанчике Хаммер-центра. У Зайки при виде Лилит лицо вытянулось! Она даже один миг пыталась затаиться в углу ресторанчика, потому что сама паслась с каким-то брюхастым лысуном второй свежести. Но Лилит не собиралась ее щадить и с наслаждением мести любезно шагнула к столику, чтобы поздороваться и обменяться пустыми любезностями, а потом еще потанцевать в новом дискостиле сразу с Ильей, с Филиппом и Вадиком, на фоне полной неподвижности зайкиного брюхана-партнера. Гибкие волки против капусты. Зайка хорошо знала, кто есть кто, и тоскливо прищурилась на торжество Лилит и ее победный танец в разноцветных струйках диско-лампашек. Словом, с Ильей проблем не было, тот был сражен. Но какова была цена этому чувству, если он был на вторых ролях при цесаревиче Билунове? Лилит не желала быть в тени, а статус Пруссакова помимо ее воли тоже как бы и ее ставил на место. Правда – прихоть лидера – у Филиппа своей девочки не имелось. Верочке Волковой указали на дверь из сердца. Но это ничего не облегчало – красный принц оставался оскорбительно равнодушен к Лилит. Держался с ней ровно, как с прочими из компании. Это не могло не задеть ее самолюбие. Мать оказалась права, душа Лилит затрепетала рыбкою на крючке: она оказалась по-настоящему чувствительна не к мужчине как таковому, а именно к сумме власти, которой тот обладал. Свое верховенство Филипп проявлял ежеминутно и машинально, кроме того, на нем золотилась тень огромной власти Билунова-отца. Второй идеолог партии. Лилит ловила себя на чувстве странного возбуждения при каждой экзекуторской вспышке Филиппа: черт возьми! Неужели власть возбуждает в ней похоть? Раздувает сладкое жальце вагины фибрами кобры… А те мелкие унижения, которые сносил Пруссаков от Филиппа, покрывали отношения пары рябью наколок. Да и разве сравнимы их перспективы: истеричный слабовольный дурашка Илья и холодный холеный умник Филипп? Покорить его чувства только внешностью рожи было нельзя, Лилит поняла сразу, наоборот, ее снежная красота настораживала Билунова. Но она уже раскусила – чувства Филиппа тянулись лишь к равной силе – и сделала свою красоту еще более броской, а смелость нарядов почти вызывающей. Филипп не реагировал, но Лилит и не рассчитывала на быстрый успех, она готовилась к планомерной осаде: чаровала пустышку соперницу Магду, сторожила злючку Верочку Волкову и даже провинциалку домработницу Еву постаралась расположить к себе в тот момент, когда еще всерьез думала об Илье и нуждалась в любой информации о Пруссаковых. Еще в апреле, почти в конце учебного года упросила мать пристроить ее учиться в МГУ, чтобы быть поближе к новым друзьям, и была зачислена задним числом на первый курс. Иногда прилетая в Москву, Лидия Яковлевна с облегчением убеждалась, что дочь до сих пор не стала ничьей содержанкой, но и в роман с мальчиком Пруссаковым не верила, а, наоборот, наведя справки, посоветовала Лилит обратить внимание на Билунова Филиппа, чем вызвала у дочери прилив смятения. Мать была чертовски умна. Следуя выводам мамашиного психоанализа личности юноши, Лилит, например, не пропустила мимо ушей слова маман, что единственная ее соперница – это милашка домработница Ева, потому что она, во-первых, очаровательная золушка, а во-вторых, Филипп больше всего любит поступать наперекор всеобщему мнению, а право на вызов ему дает только Ева.