Эрон - стр. 119
Принесли мороженое на десерт.
Пока официант расставлял хрустальные бутоны с розовой начинкой, Варавская катала по скатерти через дымок отражений стекла бронзовое кольцо для салфеток.
Внезапно официант смело положил свою ладонь сверху на ее руку. И даже прижал. Варавская сделала вид, что ничего не заметила, только постучала твердым ногтем по пустому бокалу, куда тут же было налито шампанское. У Евы голова шла кругом: как он посмел ее тронуть? Почему красота может скрывать ужасное черное сердце? Где, наконец, моя сумка? И почему Филипп ничего не сказал?
– Ева, – перебила Варавская ее мысли, – давай разрешим себе по лимонной дольке цинизма. Скушаем одну ма-а-аленькую порцию откровенности. Я не буду скрывать нашей семейной тайны: Афанасий Ильич не может развестись с Викторией Львовной. В партаппарате это не принято. Я гражданская жена Афанасия Ильича. Ситуация непростая. А ведь именно сейчас надо начинать карьеру Филиппа. Ему не до женитьбы, Ева, и если ты его по-настоящему любишь, оставь мальчика в покое. Почему постель должна приводить под венец? До тебя он жил с Верочкой Волковой, еще раньше с Милкой Кировой. Нельзя же цинично пользоваться его порядочностью, все сводить к браку. Это же мания! Пойми, мне очень непросто говорить такие откровенные вещи незнакомому человеку.
– Чего вы хотите от меня? – собралась наконец с силами Ева. Она не узнала свой голос. Сиплый и сорванный.
Варавская поняла, что избранница Филиппа, хоть и неопытна, но достаточно тонка, чтобы все ее стрелы и стрелочки попали в яблочко цели, чтобы все царапины ложного сочувствия, шпильки и гвозди, колючки, намеки и подводные камешки не прошли мимо ее израненного внимания. Что ж, тем более она уязвима.
– Каплю совести! – в раковине алого прекрасного рта холодно пылал перламутровый жемчуг.
– Пока! – Ева наконец сообразила, что надо делать, точнее, снарядилось ее тело – руки накинули на плечо сумочку, а ноги быстро направились к выходу. Спина сказала: будь что будет.
Варавская молча проводила беглянку оценивающим взглядом – изящная фигурка, красивые ноги шоколадницы Лиотара, изящные лодыжки, тонкая шейка, слегка сутулится, зря! И принялась за мороженое, хотя оно уже порядком подтаяло. Ева вскочила раньше, чем она успела предложить учебу по линии обмена с французами, в Сорбонне, но поспешность уязвленной души облегчила задачу: можно обойтись без компенсаций, да и любой разумный столичный поступок для нашей фифы только лишь сделка с нечистой совестью. Ее красота безоружна, ее чистота неуязвима, а нежность – беззащитна. Филипп сумел выбрать правильную женщину. Ева не догадывается, что благополучие билуновского клана, по существу, в ее маленьких ручках, что она слепо держит в ладони кащееву иглу от жизни Афанасия Ильича, и никогда не догадается о своей силе. Наконец, даже если и догадается, то ложное благородство не позволит ей пустить в ход эту власть. Таким образом, она не способна выносить электрический ток светской жизни узкого круга женщин, причастных к высшей власти в СССР, к жизни, которая есть игра радужных переливов сотен оттенков самолюбия и самоутверждения, и горе тем, кто не заметит этих муаров на поверхности невыразительных лиц. М-да… наверное, она обречена на поражение… тут ложечка коснулась хрустального донца, и этот звук холодка отозвался в ее душе эхом мысленного итога: нужно дать Еве самую лестную характеристику, особенно ее уму и проницательности, чтобы Афанасий не догадался, что на самом деле она нуждается в срочной поддержке.