Эрон - стр. 118
– Вы мать, – обомлела Ева, – и задаете мне такие вопросы.
– Мать? – изумилась в свою очередь златовласка, расхохоталась и вдруг замолчала, вся погрузившись в себя и не обращая на Еву никакого внимания. «Неужели, – думала она, – Филипп отказал бедной идиотке в праве знать даже самую элементарную малость? Что стоит за этой утайкой?» В эту долю секунды ее отвращение к девушке сменилось легким сочувствием: конечно, провинциалка попала в сложнейший переплет обстоятельств и, видимо, ее брак с Филиппом обречен. Ее может спасти только чудо.
– Ты даже этого не знаешь, Ева! Я, конечно же, никакая не мать Филиппа. Открой глаза – мне 27 лет. Неужели я выгляжу на сорок шесть? И не мачеха! Я жена Афанасия Ильича. Костя ясно сказал, с тобой будет говорить жена Афанасия Ильича Билунова. С чего ты взяла, что жена и мать Филиппа одно и то же! Или ты, извини, ну полная дура? А вот с матерью Филиппа, бывшей женой Афанасия Ильича, отцом Филиппа тебе давно бы пора познакомиться! Помолвка – прекрасный повод для этого. И пусть они наконец помирятся. Филипп должен, должен просить прощения.
Лицо Евы было настолько красноречивым обвалом всех эмоций, что Варавская невольно подумала о себе – от постоянной слежки за своими чувствами она сильно убавила в эмоциональности, а это ослабляет женские чары. Но пора было курочку-дурочку свежевать.
– Ева, я понимаю, насколько неприятно тебе все это выслушать. Я бы сгорела со стыда. Но твое незнание говорит в твою пользу. Я ожидала, каюсь, увидеть цепкую лимитчицу, которая тащит туза из колоды. Зубками тащит. А ты так наивна! Пруссаковы наобещали тебе прописку, любой вуз столицы, навешали лапшу на уши. И ты, извини, купилась. Год ишачила за харчи…
Странно, Ева поймала себя – в кипятке жутких эмоций – на мысли о том, как естественно звучат в губках Варавской все эти словечки шпаны: «купилась», «лапша»… да ей бы и мат был к лицу.
– Ломалась вокруг старухи. От тебя скрыли самое главное – Калерия Петровна страдала особого рода психической патологией, она впадала в состояние ступора, если долго оставалась одна. Нужно было, чтобы рядом с нею в квартире всегда кто-то был. Московская сиделка берет в час по десять, а то и пятнадцать рублей. И они бы платили ей стольник в день! А бывало, и платили, когда не было выхода. Ты сэкономила Пруссаковым тысячи. В общем, с тобой они низко поступили, низко. Я, кажется, говорила об этом Филиппу: открой глаза девочке. Но он, как всегда, пропустил мимо ушей.
Ева давно хотела вскочить, чтобы опрометью бежать из кабинки, но не могла понять, в какой стороне дверь и куда она положила свою сумку с ключами.