Эпидемиологические рассказы - стр. 2

Потом оказалось, что выйти из дому можно только по пропускам. Это было необычно и неприятно, но выходить из дому и не хотелось. Нет, он вовсе не был домоседом и длительное затворничество его не привлекало. Более того, он любил и умел путешествовать, любил находить и открывать для одного себя новые места. В прежние времена его часто посылали в дальние и не очень дальние командировки, где он всегда умудрялся вырывать свободное время чтобы пошляться по незнакомым улицам или проехать лишнюю сотню километров. Это в равной степени могла быть далекая, бурлящая незнакомой жизнью, экзотическая страна или спокойная, застывшая в прошлом веке провинция в двух часах езды на электричке. Его одинаково радовали как ажурные храмы в далекой Корее, так и немудреные сталинские постройки в глухих районных центрах. Но радовали только один раз, как женщины – непостоянного и неутомимого Дона Жуана. Город, в котором он побывал, улицы, по котором он прошелся, здания, на которые он успел полюбоваться, панорамные виды, которые отпечатались в его памяти, уже не способны были восхитить его вторично. Хуже того, мир начал становиться однообразным и блеклым. Он сужался год от года, скукоживался, становился скучным и пресказуемым. Новые города казались плохими копиями уже виденных, храмы и дворцы были похожи друг на друга как хрущевские пятиэтажки. Оставались, правда, еще неизведанные места, но и они были подозрительно похожи на что-то из уже виденного. Поэтому его больше не тянуло выходить из дома на знакомые до отвращение улицы.

Но ведь так было и раньше, до карантинных мер, не правда ли? Вот только до введения пропускной системы приходилось выходить для поездок в офис, для непременных визитов к родственникам или еще куда-нибудь, куда его требовательно вели неписанные правила социума. Подобные действа давно уже стали для него рутиной, неприятной обязанностью, которую он исполнял с некоторой, едва заметной ему самому, долей брезгливости и неприятия, подобно тому как иной порядочный семьянин выполняет свой супружеский долг. Этот самый семьянин давно уже равнодушен к этому процессу, но привычно и профессионально симулирует энтузиазм. И неважно, что это: унылый секс по пятницам или вынос мусора по нечетным дням. Новые же правила самоизоляции очистили его маленькую ойкумену от продолжающихся годами лицемерных социальных игр, оставили его, наконец, наедине с самим собой. Не об этом ли он мечтал все время, не этого ли хотел? Воистину карантин, это истинное бедствие для многих, был для него и благом и своего рода катарсисом. Он принес очищение от лжи, принес ту простоту и ясность, которая ранее казалось ему недостижимой. Так что же было не так? Откуда возник этот, хоть и почти незаметный, но все же явственно ощутимый диссонанс?