Эликсир для вампира - стр. 29
На стенах дома стали возникать силуэты: пожилой статный мужчина, женщина с безупречной осанкой, пара юных хрупких девушек… Непобедимый фехтовальщик ожесточенно взялся рубить клинком и эти тени. После отбросил шпагу и распахнул объятия. Он был прекрасен, светел, он ангелом воспарил над мостовой, и самовлюбленный гуляка сделал шаг ему навстречу…
– Хватит! – выкрикнул Феликс. – Довольно!
Но действо продолжалось. И он не мог пошевелиться, подняться, чтобы выйти из переполненного мертвецами зала. Феликс вынужден был смотреть, как гуляка превращается в превосходного господина, питающего свою роскошь чужими смертями и душами. И как постепенно сходит с ума от торжества пропитанной кровью власти…
Очнулся Феликс от собственного крика и хлопанья птичьих крыльев. Мужчина по-прежнему сидел в кресле своей гостиной, а Паблито то взлетал, то падал ему на колени, оглушительно каркая. Феликс отмахнулся от птицы, закрыл ладонью лицо, потер глаза и тряхнул головой, отбрасывая волосы со лба.
– Что с тобой, что с тобой? – как испуганная курица, квохтал ворон. – Ты жутко кричал!
– Задремал, похоже, приснилось что-то негодное.
– Тебе не снятся сны! Не снятся!
Феликс почувствовал, что все еще что-то сжимает в руке. Это оказался пригласительный билет на спектакль. Мужчина разжал пальцы, и билет рассыпался, разлетелся остывшим серым пеплом. И затем он ощутил чье-то постороннее присутствие в доме. Отряхнув с ладони остатки пепла, Феликс процедил:
– Уходи, Паблито!
– Да, сейчас прямо вот взял и пошел! Оставил тут тебя…
Феликс схватил ворона, подошел к окну, распахнул его и вышвырнул птицу на улицу. Опустив жалюзи, он, бесшумно ступая, вышел из гостиной. Со стороны кухни донеслось негромкое пение и шум воды из крана. Остановившись на пороге, Феликс смерил взглядом стройную женскую фигурку у раковины. В коротком ситцевом платье и цветастом переднике Даана мыла посуду.
– Нельзя оставлять грязные тарелки на ночь, – произнесла девушка, не глядя на возникший силуэт в дверном проеме, – могут муравьи завестись. Их потом ничем не вытравишь.
Феликс прошел к столу, присел на деревянный стул с высокой резной спинкой, чем-то напоминающий сиденья в католических соборах, и поинтересовался, что это за представление она тут устраивает.
Даана не ответила, продолжая мыть посуду. Белые тарелки с золотыми каемками все возникали и возникали под ее пальцами, словно из ниоткуда, и, тщательно отмытые, бесследно исчезали.
Феликс молча ждал ответа, наблюдая, как ловко движутся ее руки, не зная, что его больше раздражает – самовольное явление Дааны или эти пошлые белые тарелки с блестящими ободками. Когда тишина затянулась, он задал другой вопрос: