Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель - стр. 51

Если я сказала, что это стихотворение было едва ли не единственным стихотворением Бальзака, то я ошиблась. Помню, в 1857 г. я часто видела мою тетю, лежащей в кресле под прекрасным портретом работы Бакиарелли, знаменитого итальянского художника, бывшего при дворе короля Станислава Августа. Портрет этот изображал отца моей тетки, графа Адама Ржевусского – польского посланника при Саксонском дворе «красавца Ржевусского», как его называли в мемуарах того времени. Его двоюродный брат Северин Ржевусский вместе с Потоцким и Браницким подписали договор в Тарговицах{14}, по которому Польша перешла к России.

Я видала у моей тетки старую, поблекшую гравюру, изображавшую его. Эта гравюра была ее первым подарком Бальзаку после их встречи в Шербруне, и на ней я видела следующее рукою Бальзака написанное четверостишие:

Моя бабушка и жена Бальзака имели еще третью сестру, состоявшую в первом браке за графом Собанским. От этого брака происходит княгиня Сапега. Ввиду того что сестра моей бабушки очень рано овдовела, она вышла замуж за полковника Чирковича, вице-губернатора Крыма. После его смерти уже пятидесяти лет она вступила в третий раз в брак с писателем Жюлем Лакруа, братом библиофила Якова, составившего, между прочим, жизнеописание Николая I.

В 20-х годах сестра моей бабушки вместе со своим вторым мужем жила в Крыму. Она была необычайно красива. Генерал-губернатор всего юга России граф де Вит страстно в нее влюбился, и она на этом основании в течение многих лет разыгрывала роль вице-королевы Крыма.

Княгиня Воронцова, урожденная княжна Браницкая, и госпожа Нарышкина, урожденная Потоцкая, обе необычайные красавицы, были ее близкими и неразлучными подругами. В хронике тогдашних дней сообщаются совершенно фантастические сведения об этих трех дамах. Между прочим, эти современные леди Годивы, как рассказывают, в ясную лунную ночь совершили поездку верхом в костюмах Евы до ее грехопадения. В английской балладе говорится, что тот любопытный, который посмел взглянуть на леди Годиву, ослеп. Такая кара не постигла тех многих любопытствующих в Крыму, когда мимо них проскочила галопом эта ночная кавалькада. Еще слыхала я о них в моей юности следующее: эти три дамы сходились изредка с какой-то таинственной особой, французской эмигранткой. О религиозности и добрых делах этой особы ходили слухи по всему Крыму. Но она избегала говорить о своем прошлом; ее же прислуга тайком передавала, что она носила постоянно полосу из оленьей шкуры на теле, на груди, и что она эту полосу не снимала даже сидя в ванной. После ее смерти выяснилось, что этой оленьей шкурой она скрывала обесчестившее ее клеймо на плече, выжженное палачом. Как бы то ни было, в Крыму распространился слух, что усопшая была прославленная де Ла Мотт