Дверь в стене - стр. 28
– Уж такая наша женская доля, – вздохнула Минни. – Сколько сил уходит у нас на огранку и шлифовку этих грубых алмазов, а когда они заиграют и засверкают, вся слава достанется им одним! Но если бы не мы, джентльмены перевелись бы в мире.
– Ну нет, душенька, Гэбриел – прирожденный джентльмен.
– Необработанный, моя дорогая! Ты только что сама призналась.
Так они щебетали, уютно устроившись в миленьких креслицах.
Задолго до свадьбы наша доморощенная Далила обрезала ему волосы[33]. Гэбриел все реже наведывался ко мне, а однажды вечером заявил, что, по его наблюдению, чем меньше он курит, тем больше ясности у него в мыслях. К тому же от курильщика вечно разит табаком.
С тех пор Гэбриел пропал для меня, и его место занял Гэбриел Томпсон. В один памятный день мне явился своего рода «фантазм живого человека»[34] – призрак блондина с напомаженными усами, в добротном сюртуке и светлых перчатках. И это мой пророк – завитой и надушенный! Секунду пометавшись между мной и книжными полками, призрак испарился, и я тотчас понял, что мой Гэбриел – великий реформатор – потерян для меня навсегда. Вскоре мне доставили визитные карточки счастливой четы.
Я знаю, что светские правила требуют нанести визит молодоженам, как только они устроятся в своем новом доме и обставят его новой мебелью. Так я и поступил, с тайным сарказмом обрядившись в старый вельветиновый пиджак. Миссис Томпсон не преминула заметить, что вид у меня «совсем богемный». Мне оставалось уповать на совестливость Томпсона. Я в лоб спросил его про новую Реформацию. За него ответила жена: он страшно занят своими исследованиями. Томпсон бросил на меня взгляд, полный немой мольбы не развивать эту тему. Но во мне не было сочувствия к Томпсону. Не он ли вероломно убил и похоронил в себе моего Гэбриела – моего пророка? И я пустился рассуждать о социальных язвах, о настоятельной потребности в народных вождях – обо всем, что входило в круг наших излюбленных тем. Мало-помалу мой Гэбриел пробудился в Томпсоне – и заговорил:
– На этот счет есть один пассаж в «Сезаме и Лилиях»…[35] в той книге, милая, которая тебе так понравилась. Как там сказано? Я уверен, ты знаешь. А, вот же книга!
Томик лежал на столе среди множества других, купленных им для нее в качестве полезного чтения, и я припомнил, что эта книжица «открыла ей глаза». Он взял томик в руки и начал перелистывать в поисках нужной цитаты.
Я невольно пожалел беднягу – страницы были не разрезаны. Он уставился на книгу так, словно отказывался понимать смысл этого неопровержимого факта. Потом вернул ее на место – вернее, грохнул ею по столу и в придачу позволил себе пару крепких словечек.