Двадцать лет одного лета. Дело № 48 - стр. 12
Прошло почти два года с того момента, как он впервые переступил порог этого отдела. Из зеленого курсанта он довольно быстро превратился в настоящего следователя, которого Михалыч стал называть не иначе, как бизон. Почему бизон? Это было Карецкому не известно, но кое-какие предположения на этот счёт у него всё же имелись. Как-то, в один из обычных будних дней, присутствуя в кабинете Михалыча при допросе им подозреваемого, Карецкий успешно разыгрывал из себя роль молодого и дорогостоящего адвоката перед «проблемным» будущим арестантом. Подобной самодеятельностью им приходилось заниматься не раз. Карецкому это было не по нраву, к тому же актёрскими способностями он не обладал от слова совсем, однако это делалось лишь для облегчения своей работы и убеждения подозреваемого добровольно отказаться от услуг защитника, обеспечить явку которого именно в текущий момент зачастую не представлялось возможным. В течение допроса Карецкий расхаживал с умным видом и надутыми щеками по кабинету и, в какой-то момент обратил внимание на приоткрытую дверцу шкафа, где у Михалыча был временно организован так называемый «бар». Карецкий краем глаза стал разглядывать этикетку горячо любимого Михалычем напитка – «Зубровка», на которую прежде он не обращал никакого внимания. Прямо по центру этикетки, между деревьями, красовался огромный зубр. И тут Карецкого осенило: возможно Михалыч просто спутал двух животных. В любом случае, это прозвище Карецкому нравилось, и перечить Михалычу не было никакой нужды. Таким образом он, с лёгкой подачи своего непосредственного руководителя, превратился из обычного начинающего следователя в опытного бизона следствия, о чём Михалыч не забывал повторять в те редкие моменты, когда необходимо было поддержать и дополнительно замотивировать молодого следователя.
Глава 3
Это было обычное, ничем не примечательное дежурство по отделу в составе следственно-оперативной группы. Подходил к концу обычный июльский день, стрелки часов приближались к полуночи. Здание конторы давно опустело, все разошлись либо по домам, либо накачивались пивом или чем-нибудь покрепче в «Рандеву». Он же вынужден был сидеть в своём рабочем кабинете. Свет был потушен, лишь на столе была включена настольная лампа и стояла старая, с множественными трещинами и сколами некогда белая фарфоровая кружка, до половины наполненная мерзким, растворимым, уже успевшим остыть кофе. Залпом допив остатки этого гадкого напитка и прикурив очередную сигарету, Карецкий закашлялся. Сколько штук было им выкурено за сегодня, он не смог посчитать, но явно больше пачки. Он давно уже задумывался о том, чтобы завязать с этой пагубной привычкой, но постоянно откладывал это дело на потом. Однако желание окончательно бросить курить росло в нём с каждым днём. Сделав через силу несколько затяжек, не принёсших ему никакого удовольствия, он затушил сигарету в пепельницу и, сняв китель, направился к дивану, чтобы прилечь отдохнуть, благо дежурство выдалось относительно спокойным. К тому же теперь он мог себе это позволить – прилечь. Пошла уже вторая неделя как он переехал из своего старого кабинета в бывший кабинет Михалыча, в котором стоял хоть и не новый, но вполне себе удобный диван и на котором, при желании, можно было разместиться даже вдвоём. Месяц назад, в связи с уходом Ларионыча на пенсию, Михалыча назначили на должность начальника следственного отдела, и он переехал в свой новый и огромный кабинет. Карецкому же в ближайшее время пророчили освободившуюся должность Михалыча – заместителя начальника следственного отдела, в получении которой лично он не сомневался ни минуты, ибо конкурентов среди его коллег не было. Оставалось добросовестно дождаться повышения и не споткнуться о какой-нибудь никому не нужный проблемный «висяк», потерпевший по которому с утра до ночи обивает пороги и закидывает жалобами прокуратуру и другие надзорные инстанции, дабы уличить следователя, ведущего расследование, в его некомпетентности, бездействии и халатности. Он никогда не боялся подобных дел, так как работу свою выполнял добросовестно и в полном объёме. Но порой происходили такие ситуации, что по той или иной жалобе обязательно кто-то должен был быть наказан. Как правило этим «кто-то» всегда оказывался следователь. И не важно, полностью ли он отдавался своей работе или же относился к ней спустя рукава – докопаться можно было буквально до всего.