Друг никогда не умирает - стр. 16
– Литература, это форма и смысл моей жизни, если хочешь… Понятие «литература» я трактую значительно шире общепринятого. Моя главная задача быть не только приличным писателем, но и серьезным редактором. Я просто обязан, бороться за качество выпускаемых книг. Ведь что такое наша современная жизнь? Это, в основном, тупая радость биологического прозябания, вместо высокой духовности. Раскультуривание и расчеловечивание нации идет сейчас семимильными шагами и этому весьма способствуют низкопробные, дрянные, убогие книжицы-поделки, заполонившие все книготорги России. Именно поэтому я призвал сам себя по мере сил противостоять этому гибельному процессу.
– И как давно ты противостоишь?
– Да года уж три, пожалуй… С тех пор, как снял розовые очки и стал более пристально и критично всматриваться в наше российское житие-бытие… – Олег задумчиво прищуривается, долго глядит в какую-то точку. – Раньше литература была для меня некой запретной зоной, словно из-за забора я смотрел, как прогуливаются по этой недоступной обители велемудрые мэтры-писатели. Меня в ту обитель не пускали. И вот теперь, когда я все-таки прорвался туда, то вдруг узнал, что мир современной литературы, это блошиный рынок! Пестрое, разноголосое, разноязыкое торжище, где все, кому не лень, суетятся, творят на потребу дня или, в лучшем случае, на гонорар. Теперь ведь – все писатели, теперь нет читателей…
С тех пор, как Олег стал редактором, выпустил несколько книг и значительно вырос творчески, он вдруг стал способным изрекать такие вот эскапады, мудреные, заковыристые, но точные и обезоруживающе честные. Нечасто мне доводилось беседовать с Димовым на отвлеченные темы, но уж если это случалось, то слушал его, что называется, с упоением.
И еще одно качество открыл я в Олеге: способность управлять собой в любой ситуации. Мир творчества, это, прежде всего, мир страстей и эмоций. Прав был Кузаков, говоря, что не эмоциональный автор не способен ничего создать – жизнь доказала, насколько справедливы эти слова. Олег, создавший десятки талантливых произведений, был, разумеется, эмоциональным человеком, но этих проявлений лично я не видел ни разу. В поведении, в манере общаться с людьми Димов был сдержан и почти бесстрастен. Казалось, что вся его внутренняя динамическая энергия находится под постоянным контролем и направлена на то, чтобы подавлять в себе эту самую эмоциональность.
А Олег, тем временем, продолжал ровным голосом:
– В нынешней литературе, как это ни прискорбно признавать, сплошное засилье серости! – пренебрежительным взглядом он окинул свой огромный стол. – Вот посмотри: все завалено рукописями, но в этом море сочинительства нет ничего, на что можно было бы обратить серьезное внимание. Кстати, вот, специально для тебя отложил, – Димов безошибочно выдергивает из какой-то пачки всунутый поперек лист. – Повесть об агентурных разведчиках, твоя, между прочим, тематика, так что послушай: