Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо - стр. 64

.) в чести до кончины»[239]. Хронология Повести временных лет позволяет Мономаху совершить такую поездку во второй половине 1095 – начале 1096 г. Вполне может статься, что во время этого путешествия Владимир встречался с Давыдом для того, чтобы мирно урядить возникший конфликт. Во всяком случае, переговоры с обиженным Святославичем, несомненно, велись, поскольку из летописных сообщений следует, что Мономах уступил Давыду Смоленскую волость. Сидевший там прежде сын Мономаха, Изяслав, был переведен в пограничный со степью Курск[240].

Владимир, как видно, старался найти приемлемый для пострадавшей стороны компромисс, чтобы не дать вспыхнуть новой междоусобице. Но события вышли из-под его контроля. В том же году Изяслав Владимирович, без ведома отца, ушел из Курска на Оку и нагрянул в Муром, жители которого «прияше» его, выдав Олегова посадника.

Отношения Святополка и Владимира с «Гориславичем» были испорчены еще раньше из-за отказа последнего присоединиться к совместному походу киевского и переяславского князей против половцев. Взаимное отчуждение и недоверие достигло большой остроты. «И бысть межи ими ненависть», – констатирует летописец. Однако делать из Олега врага перед лицом половецкой угрозы было неразумно, а после всего произошедшего в Новгороде и Муроме необходимость переговоров с черниговским князем сделалась очевидной. В 1096 г. Святополк и Владимир предложили Олегу приехать в Киев и «положить поряд» о Русской земле «пред епископы, и пред игумены, и пред мужи отец наших, и пред людьми градьскыми», то есть управить возникший разлад при участии наиболее влиятельных политических сил древнерусского общества: духовенства, представителей «старших» (отцовских) дружин и городских старейшин. Олег ответил в том духе, что ему-де не достоит решать свои дела с духовными лицами и простыми подданными («Несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом»). В этих словах сказался весь «Гориславич», привыкший в спорах с родственниками полагаться только на свой меч и приученный одиннадцатью годами, проведенными в византийской школе правления (его крымское «архонтство»), взирать свысока на простых смертных. «Олег же восприим смысл буй и словеса величава», – укоряет его летописец.

Хотя ответ Олега был скорее высокомерным, чем враждебным, Святополк и Владимир сочли себя вправе обвинить «Гориславича» в пренебрежении обязанностями старшего князя и недобрых замыслах: «Да се ты ни на поганыя идеши, ни на совет к нама, то ты мыслиши на наю [нас] и поганым помагати хочеши, а Бог промежи нами будеть». Последнее выражение означало тогда объявление войны.