Дрессировщик. Приручение - стр. 17
И потому ей было теперь так страшно: человек был зол и не в настроении. И причина в ней – в Жене. Даже имя оказалось неподходящим… И он мог выставить ее за дверь, не раздумывая. Ведь не скрыл, что разочарован.
А ведь ей очень хотелось его порадовать. Думала, что сумеет. Будет вежливой, покажет, что не дурочка. Фразы придумывала всякие, хорошие… Пока не валялась в беспамятстве после уколов.
И – пропустила момент. Растерялась, испугалась, забыла все слова, что готовила, увидев мужчину на пороге. А потом поймала его взгляд – небрежный, презрительный, обжигающий холодом – и разозлилась. Как будто она виновата, что уродилась такой страшилкой?! Ее и так бесконечно дразнили все девчонки и пацаны в интернате, ровесники и постарше. Тюкали за каждую малость: худоба нездоровая, отсутствие груди, которая давно уже выросла у всех девчонок, а у Жени и не намечалась даже, за крупный рот, за глаза… Да что там – интернат? Если и отец ее бесконечно гнобил за непохожесть на всех, и за похожесть… Мама не ругалась, просто помалкивала грустно…
Но ведь этот человек – Игорь Дмитриевич, ей сказали – он был не такой, как все? Он же мог рассмотреть под внешностью – ее, саму Женю? Она ведь раньше, давно, читала в книжках, что главное – не внешний вид, а внутренности! Почему он так же, как все другие, на нее посмотрел? Так, что захотелось забиться в щель? У нее все заныло от обиды и возмущения.
А потом он заговорил. И обида прошла. А страх остался. И становился все сильнее.
Нет, ее не испугал ни голос мужчины, ни его суровый взгляд, ни слова – жесткие, жалящие. Страшно было, что вот сейчас он скажет ей встать и уматывать из его дома. Да побыстрее, сверкая пятками!
А Жене еще и наглости хватило… Ляпнула и сразу пожалела: предложила сама уйти! Ну, не дура ли?! Конечно, дура. Надо было в ноги падать и умолять о прощении!
Только вот, что-то подсказало: за такие мольбы ее выставят еще быстрее. Хватило ума не делать лишнего. А гордости ей и так хватало. Всегда. За что бывала нещадно бита, и своими, и чужими, и мимо пробегавшими. А еще она чуть не умерла от этой гордости дурацкой. От голода и от холода. Не смогла попрошайничать. И воровать не научилась. Перебивалась тем, что добрые дядьки- дальнобойщики давали, когда видели ее на стоянке рядом с АЗС. И на заправку эту Женя в жизни бы не пошла! Но горло и внутренности начало драть от кашля с такой силой, что гордость подохла и замолчала. А иначе, издохла бы и сама Женя…
И как она была рада, что эти люди добрые за нее заступились! До слез от облегчения. Только плакать ей было нельзя. С детства помнила о том, зато и легко сдержалась…