Дорогой мой человек - стр. 17
– Давайте! – охотно и весело сказал Володя.
Цветков вытащил из заднего кармана брюк фляжку и протянул Володе.
– На имена! – предложил он. – Меня зовут Костя. А вас?
– Володя.
– И сразу на «ты»! – предупредил Цветков. – Понятно? Короче, ты за меня, Владимир, держись, не пропадем. У тебя оружие имеется?
– Да я же штатский, – краснея, сказал Устименко.
– Я дам, у меня еще один такой «вальтер» в запасе. В Греции все есть.
И Цветков совершенно мальчишеским жестом – хвастливым и широким – протянул Володе пистолет.
– Танкисты подарили, я им понравился, хотели у себя оставить, не вышло почему-то. На и помни доктора Цветкова – какого ты парня повстречал…
– А какого? – веселясь и радуясь неожиданной дружбе, спросил Устименко. – Чем ты такой особенный, Костя?
Медленно улыбаясь и показывая ровный ряд ослепительно белых и крупных зубов, красавец доктор прищурился и спокойным голосом произнес:
– Во-первых, я великолепный хирург.
– Великолепный? – немножко даже неприлично удивился Володя.
– Великолепнейший! – нисколько не обидевшись на Володино удивление, подтвердил Цветков. – Во-вторых, я хороший товарищ, честный человек, я – храбрый, красивый, сильный, ловкий…
«Может быть, он сумасшедший?» – робея от своей догадки, подумал Володя.
– Скромность как положительное качество я отметаю, – спокойным и ровным голосом, глядя в Володины глаза, продолжал Цветков. – Оно мне не подходит. И оно мешает работать – это непременное свойство положительной личности. Так что я нескромен, скорее нахален и, вероятно, даже нагл…
«Сумасшедший! – уже спокойно констатировал Володя. – Обыкновенный сумасшедший».
– И опасаться меня не надо, – ласково въедаясь в Володю своим хватающим за душу взглядом, продолжал Цветков, – я нормальнейший из смертных. Я только предельно откровенен, вот в чем дело, понятно тебе, Владимир?
– Ладно, – торопливо сказал Устименко, – мы еще потолкуем. Я, пока делать нечего, к тетке своей сбегаю, у меня тут тетка…
И, стремительно захлопнув за собой дверь зала ожидания, он под проливным дождем побежал искать Аглаю. Уже светало, новый день войны занимался над узловой станцией Васильково. С запада, из-за Унчи, глухо доносился рокот артиллерии – город еще, видимо, держался. А отсюда – из хляби, из мглы и сплошных потоков дождя старые, гремящие всеми своими частями, отслужившие жизнь и вновь воскресшие для войны паровозы угоняли эшелон за эшелоном – увозили всех тех, кто не мог и не хотел примириться с возможностью «жить под немцами»…
С суровым и нежным лицом, очень усталая, в накинутом поверх ватника мокром брезентовом плаще, в наброшенной на черные еще волосы косынке, стояла возле своей избы, где расположился ее «штаб», тетка Аглая. Володю она долго не замечала, смотрела вдаль – туда, где за плотной стеной осеннего дождя еще отбивался, умирая, ее город, город ее юности, город, где она полюбила и где любили ее, город, где знала она каждую улицу, где так много людей знали ее, город, который не нынче, так завтра станет «территорией, временно оккупированной врагом»…