Дорога в Тридесятое царство - стр. 34
Многие аналитики-юнгианцы описывают феномен мифа через метафору коллективного сна. Впервые идея о том, что основные мифологические и фольклорные мотивы возникают из снов, была выдвинута этнологом Л. Лейстнером задолго до появления аналитической психологии. Ученый связывал это с тем, что рассматривать сновидение как реальный опыт было типичной особенностью первобытного поведения: «Например, увидев себя во сне на небесах разговаривающим с орлом, первобытный человек на следующее утро имел все основания рассказывать об этом как о действительном событии, не ссылаясь на то, что это было во сне»>10.
Что же касается исторической памяти, то нам здесь в каком-то смысле значительно проще, нежели историкам и антропологам. Дело в том, что для нас не является принципиально важной историческая достоверность источников. Не имеет значения, были ли «Велесова книга» или «Песни птицы Гамаюн» фальсификацией Александра Игоревича Асова (он же Барашков, он же Бус Кресень) или он все же опирался на какие-то реально существующие исторические свидетельства. В любом случае, фантазии – это продукт коллективного бессознательного; писатель или художник всего лишь придают им удобоваримую для восприятия форму.
В самом деле, так ли важно, скажем, для иудеев, разговаривал ли Моисей в действительности с горящим кустом или нет? Да и само существование Моисея, а также правдивость «Исхода» ныне является предметом споров среди экспертов в области библейской критики, так как якобы появились какие-то новые археологические доказательства происхождения ханаанской культуры. С научной точки зрения это, наверное, чрезвычайно интересно. Но важно ли это, а самое главное, нужно ли иудеям? Ведь благодаря своей вере народ, тысячелетиями не имевший единой территории, в течение уже тридцати трех (!) веков сохраняет свое единство. В психологическом смысле абсолютно все равно, что там было на рассвете истории «на самом деле», «не во сне, а наяву»: Моисей – прежде всего архетипический Отцовский образ, вокруг которого констеллирована душа еврейского этноса. Именно благодаря столь сильной архетипической основе евреи смогли сохраниться как нация, в отличие от сотен других древних народов, несмотря на свою разрозненность и отсутствие собственной территории.
Не могу не привести филигранную метафору, почерпнутую из лекции об иудаизме Семена Парижского, который объясняет этот феномен тем, что евреи, в какой бы уголок мира ни занесла их судьба, на каком бы языке они ни разговаривали, какую бы еду ни ели, какие бы одежды ни носили, всегда могут «принести свою культуру в чемодане». Имеется в виду Тора – в христианской традиции «Пятикнижие Моисеево», которое включает в себя и биографию основателей нации, и историю возникновения иудеев, и регламентирует взаимоотношения между Творцом и миром, а также отношения между людьми, причем весьма подробно.