Дорога в декабре (сборник) - стр. 139
Валя Чертков сидит в углу «почивальни», подальше от брата, будто обиделся на него. Единственный Валин глаз слезится, второго не видно.
Пришел Плохиш, спросил, нет ли у кого пожрать. Никто не ответил. Все раздражены и молчаливы. Плохиш постоял около Кизи и вышел.
Вспоминаю, что убил, кажется, убил, почти наверняка убил человека. Сдерживаю желание высунуться по пояс в бойницу и посмотреть вниз – быть может, он лежит там, на земле, смотрит на меня исковерканным одноглазым лицом.
Потерянный и оглушенный, бродит, принюхиваясь к кровавым лужам, Филя. Федя Старичков одной рукой вскрывает банку тушенки, жмурясь от боли в боку, кидает несколько ложек пахучей массы на пол – псу. Филя, щелкая зубами, съедает все в одно мгновение.
– Чего творишь? А сам что жрать будешь? – спрашивает Столяр.
– А что, мы зимовать тут собираемся? – отвечает Федя.
Сидящий на своей кровати Амалиев, с раздувшимися и растрескавшимися губами, которые он ежесекундно трогает пальцами, услышав разговор Столяра и Старичкова, настораживается. Но Столяр, ничего не ответив Старичкову, забирает у него банку и ставит ее в тумбочку дневального.
– Амалиев! – зовет он. – На место. Порядок организуй, что у тебя тут…
Анвар нехотя возвращается.
Злобно переживая приступы боли, тихо рыча, ходит взад-вперед Астахов.
– Надо отнести ребят, – говорит Столяр. – Егор, организуй!
Голос Столяра звучит неприятно громко среди общего вялого копошенья. Зову Саню Скворца.
– Дим, не поможешь? – прошу я Астахова, забыв о его ране, и, едва задав вопрос, чувствую, что сейчас он на всех основаниях обматерит меня. Но Астахов кивает. В руке у него, замечаю я, луковица, и он кусает ее.
Подходим к Степке – тихо, словно к спящему.
– Ну, чего смотрим? – спрашивает Астахов. – Взяли, понесли.
Дима засовывает луковицу в рот и хрустит ею, зло сжимая челюсти.
Беспрестанно глотаю слюну. Мы с Саней стараемся не смотреть на мертвого, поэтому идем нескладно, шарахаясь.
Астахов, который держит Степу за ноги, ругает нас:
– Что, кони пьяные?..
Степа уже начал коченеть, мы положили его в кладовке без окон, неподалеку от «почивальни». Степина голова приняла глиняный оттенок. Показалось, что она расколется, если ударится о пол.
Язва, которого понесли следом, еще мягкий. Держа его за руку, вернее, за рукав «комка», я неотрывно смотрю на прилипшую к его почерневшему лбу прядь паленых волос.
В коридоре встретили Андрюху Коня, он, не стесняясь, мочится на свою обожженную руку.
На улице раздались выстрелы, и сразу шум на первом этаже. Спешим вниз.
– Бля! – смеется неунывающий Плохиш, он быстро дышит, словно прибежал откуда-то. – Посмотри-ка на меня! – просит он Васю Лебедева. – Не убили, нет? Пулевых ранений не видно? Осколочных? Шрапнельных? Колото-резаных?