Дорога без возврата - стр. 63
– Здравствуй, Филин, – с порога начал Матвей. – Я к тебе. С просьбой.
На несколько мгновений время словно замерло, а потом в лице гостя что-то неуловимо переменилось. Смерд исчез, проступил кто-то другой: жестокий и привыкший повелевать. В ответе Филина отзвуком боя покатились стальные нотки:
– Должок… за тот случай. Добро. Помню и обещаю.
– Тогда держи, – Матвей вынул два мешочка. – Один мой, второй его.
Филин взял, не сказав ни слова, кивнул головой и вышел. Дэноэль молчал всё время, соглашаясь с Матвеем. За годы, проведённые рядом, Дракон давно понял – казначей Медведей ничего просто так не делает и не ошибается. Но когда мужчины уже отъехали от усадьбы, всё же не выдержал и спросил:
– Ты так в нём уверен? Гумберт, чуть что не по нраву, в связях с Нечистым обвиняет. А от страха перед чёрными братьями Святого Доминика забывают даже родство с отцом или сыном.
– Филин не забудет, – усмехнулся Матвей. – Он ведь когда-то лекарем был, да не из последних. Хоть и родился в Ильмень-городе, в Карантанскую марку уехал. На западе, сам знаешь, любят приглашать мастеров из наших земель. В графские дома вхож был, жену знатную имел. Зим двадцать прошло уже, как известный мастер не поделил что-то с настоятелем одного из аббатств под Вельсом. Тот его и оболгал. Причём так кривду сплёл, что отказались от Филина и жена, и друзья лучшие. Братья Святого Доминика ни на миг не усомнились в вине. Как из Филина выбивали признание – сам можешь представить. Все думали, что живым опального мастера не увидят. Мы случайно тогда в городе оказались. Куда моложе были, кровь кипела… В общем, бежал лекарь. Привезли мы его сюда, да вместе с Филипом выходили. Оказалось… У многих после пыточных подвалов и дыбы дар или уходит, или слабеет, а у Филина – сильнее разгорелся. Вот только был светлый целитель, а стал тёмный. Поэтому и сидит он здесь смердом на землях Филиппа.
– Добро, – согласился Дэноэль. – Но надеюсь, что смилостивится над нами Отец Небесный и ниспошлёт здоровья княжичу Яромиру, а страхи и приготовления останутся напрасны.
Молитвы Дэноэля и остальных пропали впустую. Вскоре после Пасхи колокола храма Апостола Андрея Первозванного, а за ним и остальных столичных церквей заплакали траурным звоном. Княжич скончался.
Киев тревожно замер. Если уж до этого князь отдал поиск недругов на откуп митрополиту, а тот и рад стараться, то теперь отец Гумберт начнёт лютовать вдвойне. Впрочем, для остальной страны печальные события в столице прошли почти незаметно. Всё также трудились на полях крестьяне, также зазывали купить свой товар ремесленники и продолжали задирать нос бояре. А что воеводу в каком-то городе вдруг назначили другого или податные грамоты всё чаще не с великокняжеской печатью идут, а за подписью префекта Ярослава, ни смердов, ни горожан особо не занимало. Разве что слухи ходили повсюду тёмные и нехорошие. На границе ограбили чужеземный караван, маркграф Карантанской марки потребовал за них несусветную виру и пригрозил войной. Хотя пока Игорь был в силе, маркграф Леопольд боялся в сторону земель русов даже взглянуть. Но ворчали вполголоса, больше по привычке: в то, что чужеземец рискнёт ввязаться в свару с Киевом, никто не верил.