Дорога без возврата - стр. 30
Город молодого парня заворожил. По совету дядьки-стражника Жиль выбрал до моста через реку пусть более дальний путь, зато всё время по одной и той же центральной улице-тракту. Естественно, одна из главных дорог Парижа была замощена булыжником – так в последние годы стали делать не только в столице, но и в городах поменьше. Но если в Нанте, куда Жиль ездил с отцом на ярмарку, булыжник был крупным, дорога – щербатой, а жёлоб для отходов в центре улицы – открытым, то здесь стройкой явно заправляли мастера из Константинополя. Именно у византийцев-ромеев, по рассказам отца Аббона, принято было булыжник дробить мелко или использовать каменные плиты, а жёлоба обязательно прикрывать крышками, чтобы не выходили вредные запахи.
Дома тоже заставляли замирать от восторга. Сплошь из камня, на фундаментах, нет привычных полуземлянок и срубов. К тому же, если около стены ещё встречались дома одноэтажные, то дальше они поднимались в два, а иногда и в три этажа! И ведь не дворцы какого вельможи. Если судить по лавкам внизу да вывескам, жили здесь обычные люди. Юноша позволил себе замечтаться – когда-нибудь он себе купит дом не хуже… Очередной поворот улицы вывел парня на площадь, где горделиво красовался настоящий дворец. Судя по гербу на воротах, принадлежало всё герцогу де Бурбону.
Жиль при виде нового чуда застыл словно вкопанный. Дворец был огромен, на его месте можно бы, наверное, построить три десятка домов. К тому же герцог явно решил показать всему городу, что богат не меньше короля: стены украшали лепнина и византийские изразцы, в окнах второго этажа солнце играло витражами, а вместо простого кирпичного забора стояла высокая ограда из железных прутьев. Но хозяину и такого излишества показалось мало – сколько стоила кованая решётка ворот, где были изображены сцены из Евангелия, Жиль не мог себе даже вообразить. Его деревня и за год столько не заработает.
Неподалёку вдруг раздался осипший голос, громко попытавшийся продолжить проповедь с середины. Жиль повернулся и прислушался: какой-то клирик обличал герцога. Мол, тот погряз в роскоши, не только дворцовую часовню, но и новое крыло дома решил строить из дорогого кедра. А для этого выписал мастеров из русов и зодчих, да платит им несусветные деньги – вместо того, чтобы нанять честных плотников аббатства Святой Женевьевы. Судя по севшему голосу, вещал клирик уже долго, но благодарных слушателей почти не отыскал. Да, берут северные мастера за свою работу немало. Зато хорошо известно, что русы хоть и прижимисты, но не скупы, как ромеи. Париж не зря слывёт торговым перекрёстком, уверенно тесня в этом Тулузу и итальянцев. Обратно гости повезут не золото, а венецианское стекло, сарацинские сладости, египетскую папирусную бумагу. Всё, что дома можно продать за тройную цену. А значит, на деньги герцога набьют себе брюхо не один десяток лавочников и таких школяров, как Жиль. Ведь русы любят свою половину купчей писать на втором языке всех образованных людей – греческом, а знавших оба наречия в Париже не так уж и много... Додумать мысль не получилось, проповедник заметил нового слушателя и направился к нему. Пришлось спешно идти дальше.